Георгий Петров«Да не смягчится кошмар!»
Рецензия на книгу Сергея Мякшина «Неистовая потеря себя» -- Новосибирск, Паттерн-press, 2001
«Заутренняя брешь секла уездные лачужки.От рубиновой пыли стекленели сердца.На крючках подвисая, дурачились тушки,Облаченные в плед из морского свинца.»Мы живем на окраине мысли, мы видим ее не часто, а только тогда, когда легкий ветерок заносит ее к нам. Тогда мы думаем, мы даже не замечаем, что происходит. Что кто-то пытается извне навязать нам свою волю. Ветерок поглаживает наши уши. Они колышутся. Щебечут. Мы стоим на окраине нашей окраины и думаем. Стоим на самом краю дороги. И смотрим вдаль. Мы только что проснулись. Все наши неторопливые мысли, навязанные ненавязчивым ветерком, идут параллельно нашему сну, чуть-чуть с ним соприкасаясь. Делая это нежно. Мы рады и чувствуем довольство за себя самих. Чуть сильнее становится ветер, и мы застегиваем наши одежды, чтобы не очень сильно развевались они на ветру, зашнуровываем наши души, наши головы, прикрываем уши. Даже поднимаем воротник, и возможно прикрываем им свои уши. Стоим и думаем, что в безопасности находимся. И это так, потому что ветер еще не пришел. Мысль наличествует в нас, она резче, она стремительнее. Она опережает сон, многократно пересекает его и, в конце концов, прогоняет. И одновременно мы готовимся. К более сильному порыву ветра. Принимаем более удобную позу, расставляем пошире ноги, достаем из сумки более теплые одежды, одеваем их поверх имеющихся, застегиваем. Плотно. Тепло. Мысль бьет ключом, она неудержима, она конструктивна, нет ей предела. Мы горды. Умны. Непобедимы. Горбы наши незаменимы. Вечны. Мы - идеал. Беспечный. Внезапно ветер стих, мысли потухли. Последний стих. Мозги протухли. Я падаю в ту незамеченную мною брешь. Я существую. Не живу. И это все.
А все ли это? Конечно, нет, ведь мы любим рубины. Мы любим все, что так красиво пахнет, нам не важно, из чего оно сделано и чем пропитано, нам плевать на содержание, когда там есть такой прекрасный запах. А запах! – вспоминаем мы рекламу и бежим за ней нестройными стадами, покупаем, покупаемся и продаемся, но не продаем, а отдаем почти что за бесценок, меняем все что так хотелось когда-то нам всем поиметь. И вот мы владеем. Мы снова идеал, мы снова вечны. Мы снова стоим у порога бесконечности. Мы сравнимы только с Ним. И мы сравниваем себя с Ним. Но и этого нам мало. Мы хотим еще. Нам надо затушить пожар в душе, горящей от нехватки запаха, мы тушим наш пожар. Мы волочим напитки. Лучшие и дорогие, те, что нам первыми попались. Под руку. Мы заливаем, мы наполняем. Рубины растираем в порошок и засыпаем. И разбавляем. Водой нектаром и мочой. Лишь бы напиться. Заливаем снова, но уже в другой стакан. Стенки его нежны, они обжигаются. Вся слизистая выходит, вывернувшись наизнанку, наружу. И выглядит это необычайно красиво. Как и всегда выглядят органические цветы, вышедшие на свежий воздух. Мы любуемся. И снова растираем наш любимый красный запах. Снова засыпаем, мешаем, выпиваем. Но то, что ждали, уже не получаем. Стенки стакана уже преобразовались, остаканились, остекленели, засверкали необычайным запахом.
В результате мы стали еще более горды. Наши горбы уже нас не беспокоят, мы выпячиваем их на показ, тычем в них кривыми пальцами и веселимся своей горбости. И чем больше мы их выпячиваем, тем больше мы сгибаемся и перестаем уже замечать чужие горбы, ведь для этого надо поднимать глаза. А зачем, когда у нас под ногами намного более прекрасные картины можно лицезреть и даже уловить остатки рубинового запаха, ведь он остался там щепоткой красной соли. Он разъедает наши ступни, мы снова морщимся, но веселимся, переступаем с ноги на ногу, почесываем горб и преклоняем свое чело. Оно сгибается скрипя. Мы снова горды. Горбы наши вечны. Мы веселы и беспечны. Нас не волнует больше веселье на верху, где тушки, подвисая на крючках, смеются, издеваются над нами, плюются, попадая в нас, морщат носы и мирно разлагаются, как мы. Но нас это не бередит, мы довольствуемся красным запахом, черный цвет нас совсем не интересует, не волнует и чужой цвет и запах. В красноте да не в обиде. Что-то наши руки стали больно велики, больно гибки и удлиненны, а не опустить ли их на землю? Опускаем. Да, так намного удобнее, и поясницу ломит благосклоннее. Теперь-то мы точно вечны и безупречны, наши горбы беспечны, мы молоды и человечны.
И тут мы снова начинаем чувствовать, что возвращение ветерка неизбежно, мы наполняемся предчувствия, мы возбуждены и вечны, человечны и разбужены чувством важности и неизбежности происходящего. Но ждать нам долго, а поясницу ломит, мы руки опускаем и под себя подкладываем, опускаемся на землю, закутываемся в одежды поплотнее, застегиваем последние пуговицы, уши наши уже совсем закрыты – ведь можно простудиться. Мы утеплились, впитываем запах. Он еще остался. Не тот, конечно, что был, но нам достаточно, ведь ветра нет, он его не уносит. Мы ждем своего ветра, даже осознавая, что после него не будет уже того покоя, что был для нас вечным и безупречным. Мы подбираем остатки наших рубиновых запахов, втираем их себе в одежды, они дубеют, и мы вместе с ними. Мы наполняем свои ноздри этим запахом, он теребит их в последний раз. Теребит настойчиво и непереносимо. Но уже не бесконечно. Запах исчезает. А ветер так и не приходит. И мы остаемся. Вечны и неистовы.
2001-04-20На главную страницу фэнзина К содержанию книги