Липецкое оборзение фантастики
семечки
весна 2001, № 15
(часть 3)
  На главную страницу     № 15 часть 1    № 15 часть 2    № 15 часть 3    № 15 часть 4

Стругацкиада

Александр Борянский (Одесса)

АБС
"Апокалипсис бродячей совести"
 

«Бред взбудораженной совести» для Братьев все-таки не подходит. Во-первых, не подходит для расшифровки инициалов; а во-вторых, это у Андрея Воронина или в крайнем случае у Изи Кацмана мог быть бред, или даже у самих Стругацких эпохи «Страны багровых туч» и «Стажеров». У зрелых АБС, матерых, дошедших до конца первого круга, примирившихся с пониманием, — конечно же, только откровение. И совесть их общая взбудоражилась давно, на заре, а потом отправилась в путь. В результате откровение получилось бродячим, дискретным, приписанным к фантастике. Последнее не слишком хорошо: Солженицын в умах школьников — великий русский писатель, а Стругацкие — фантасты прошлого. Хотя для воспитания диссидентского поколения именно внутри обитаемого острова, а не на сопредельных территориях они сделали, пожалуй, поболе.
Перечитывать книги, ударившие тебя по голове в юности, всегда любопытно. Спустя десять лет я ожидал разочарования и честно на него настроился.
Разочарования не случилось. Если не считать поправки на время, но скорее чисто технической.
Просто возникли новые вопросы. И новые соображения. Прежде меня как-то больше интересовало другое, и поражало другое, и заставляло задумываться другое — то, что сейчас кажется уже очевидным.
А может быть, я что-то забыл?

Соображение № 1
Это они так хотели или это у них так получилось?

Лично для себя я Стругацких делю не на Аркадия Натановича и Бориса Натановича (давно понятно, что только физически это два человека, а в истории литературы — один автор, причем отдельные произведения и первого, и второго данный тезис лишь подтверждают). Я делю Стругацких на то, что стоит читать в 2000-м году и то, что читать в 2000-м году в общем уже не стоит. Так сказать, наследие и рабочий материал. А то, что читать сегодня по-прежнему стоит, само собой делится на прогрессорский цикл и разрозненные миры.
Ну, это совершенно естественно, дело не в том. Дело вот в чем: раньше «Трудно быть богом» или «Малыш» прочитывались в разное время, в разное время они и перечитывались, и соответственно из каждой повести извлекалась ее собственная главная мысль. Не слишком зависимая от цикла. Сейчас я прочел шесть романов подряд и удивился, углядев в их строе осмысленную композицию, некую довольно глубокую идею, парящую над чарующей антисоветчиной «Обитаемого острова» и над вертикальным прогрессом Комова. Вообще говоря, перечитывал я всё это уже как один роман в тысячу страниц, состоящий из шести частей.
Шесть частей — это «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Малыш», «Парень из преисподней», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер» — в порядке написания. Я понимаю, что единый мир начался прежде, еще из вполне коммунистического «Полдня, XXII век», а совсем строго — аж из «Страны багровых туч», но извините… Что за гранью — то за гранью.
(Собственно, всё, что можно сказать о мировоззрении-состоянии Стругацких до «Трудно быть богом», сказано в первой части «Града обреченного» под названием «Мусорщик». Хотя первая их повесть, мною заглоченная,  «Путь на Амальтею», и привлекла она меня, в те юные годы любителя астрономии, исключительно описанием восхода Юпитера на Амальтее. Реалистичное такое описание. Тем более, что проверить некому.)
Но и «Трудно быть богом», при всей своей прелести, являются идеологической формулой. Формулой средневековья. Сами Стругацкие, наверное, думали, что формулой фашизма. Формула вышла классная! Три диалога подряд — с Рэбой, с Будахом и с Аратой — это что-то! После выверенных слов начала: «Когда Румата миновал могилу святого Мики — седьмую по счету и последнюю на этой дороге…» — ты уже там, и пробирает легкая дрожь от свиданья с Арканаром. Когда после предупреждения Ваги, мол, недешево обойдется, товар редкостный, не залеживается, вторая глава обрывается: «— Честь дороже, — высокомерно сказал Румата и вышел» — это ты отвечаешь всем барыгам, которые тебя окружали последние годы. Да что там, один барон Пампа чего стоит!… И все-таки, все-таки «Трудно быть богом» штука менее живая, более придуманная, если сравнивать с тем, что придет потом. Чертовски обаятельная! Но застывшая в янтарине. И возможно, не случайно Антон-Румата авторами в дальнейшем к службе не привлекался.
«Обитаемый остров» — существо дерзостно-живое, отпущенное на волю, отчего и Максиму Каммереру суждена долгая жизнь. Правда, и менее афористичное. Разница в том, что «Обитаемый остров» — повесть о реальной жизни, а не о представлениях. Но обе повести держатся на супернаходке — на аллегории, удачной до головокружения.
«Трудно быть богом» поражало самой идеей соприкосновения двух миров, причем безо всяких дебильных «машин времени». Звенящее открытие «Трудно быть богом» — идея прогрессорства, пока еще прогрессорством не названная.
«Обитаемый остров» прогрессорством кормится вовсю, но добавляет еще одну точнейшую аллегорию — излучение+выродки. Таким образом, в "Обитаемом острове" уже два источника оригинальности и смысла.
Кроме того, продвижение во времени: Арканар слишком средневеков для точного соответствия, рыцарско-мушкетерский антураж допускает лишь сравнения; Саракш — это Советский Союз в чистом виде, с политбюро и пустыней Кара-Кум. Арканар — это еще прогрессоры-наблюдатели, принцип невмешательства и прочие сопли; на Саракше же у Странника та-акой револьвер! И идея использовать Центр рассматривается, в то время как в беседе с Будахом нечто похожее категорически отвергалось. Второй шаг сверхромана открывает и некоторые стороны физического могущества человека высшего мира; у Руматы всё ограничивалось «веерной защитой», ну там и ее хватало.
В целом композиция выглядит так: первые две части цикла происходят на других планетах, в отсталых мирах. Отсталые миры, являющиеся отражением известной страны зла, развенчиваются глазами людей из мира правильного. Далее третий шаг — «Малыш». Опять другая планета, но суть происходящего проясняет, чем живет мир правильный. Диссидентские мотивы, исчерпанные в первых двух повестях, отступают. Главный урок третьего шага — насколько мир правильный ценит человеческую жизнь и свободу воли, ради них он готов отказаться от разрешения своих космических интересов. Напрашивается моральное сравнение с первыми двумя частями.
Следующие три шага будут сделаны на Земле. То есть в мире правильном. Итак, три части — ТАМ, три части — ТУТ. Но как «Малыш», происходящий там, описывает мир "тут", так же «Парень из преисподней», происходящий тут, описывает мир "там". Третья и четвертая части переходные, причем «Парень из преисподней», наверное, самая необязательная повесть цикла. (Хотя вернувшись после месячного пребывания в Западной Европе в темный, холодный, злобно-молчаливый Ленинград в 1991 году, я сравнивал себя именно с этим финальным: «Завывал двигатель, грязь летела фонтаном, а он всё нажимал, толкал, давил и думал: «Дома. Дома...»).
Где-то я читал довольно маниакальную рецензию о том, что «Жук в муравейнике» — антиутопия, показывающая нам, что и в счастливом обществе будущего найдется место для КГБ. Глупости! Даже если Братья имели это в виду, «Жук в муравейнике» о другом, куда более интересном. Он о новых горизонтах. О том, что правильный мир Земли, оказывается, мир срединный, расположенный на полпути между гнусными ограниченностями Арканара и Саракша (где мы с вами живем, между прочим) и неизведанными беспредельностями Странников или кого там еще. Тема была намечена в «Малыше», но утонула в гуманизме. Ей пришло время, и новый горизонт выплывает из тумана в пятой части. Экселенц расторопнее дона Рэбы и спецслужб Саракша, но в сущности дон Рэба тоже ведь разгадал Румату. Не до конца. Настолько, насколько мог. Настолько же, насколько Экселенц разгадал тайну саркофага. Просто Экселенц почему-то успел, а дон Рэба нет. Пока успел. Но в этом нет ничего антиутопичного, ничего КГБ-образного и разоблачающего. Изображенная Земля — прочная, стабильная система и, естественно, должна уметь сохранять стабильность. Порог обозначен, но шаг за него не сделан. Шаг вперед, в неизведанную беспредельность делать страшно, всегда страшно. Так же страшно, как Баневу, объевшемуся клубники. Но об этом позже…
Шаг вперед все равно неизбежен, это закон — страшен и неизбежен. Вот он, пожалуйста! Финал «Жука...» — кульминация композиции, а «Волны гасят ветер» — развязка. Мы поднимались от самого мрачного, жестокого, низшего сознания до самого непонятного. Нам чуждо и то, и другое. Потому что мы посередине.
Изящнейший ключ к пониманию всего цикла — история биоблокады. Поднимающая землянина на недосягаемую высоту перед жителями Саракша, вызывающая зависть у читателя, прививка-мечта сначала перестает быть загадкой, объясняется, а потом внезапно делается препятствием для духовного роста…
И теперь у меня остается один вопрос. Всего один.
Так это они так хотели или это у них так получилось?!

Соображение № 2
Если бы Лев Абалкин схватил детонатор...

Я имею наглость заявить, что знаю, что бы произошло в данном случае.
Если бы Лев Абалкин все-таки схватил детонатор, на просторах «Жука в муравейнике» начался бы «Конец детства» Артура Кларка.

Соображение № 3
Лес, Флора, Мокрецы, Людены

Да, да, да! Все они родом оттуда. А «Конец детства» в свою очередь…
И почему только он? Все подобные теории случились от совокупления западного научного сознания и духовной практики отдельных продвинутых граждан (увы, не нашего государства).
В простеньком по форме романе Артура Кларка впервые адаптированно для современной цивилизации было показано явление высшей силы, причем явление, совершающееся не в морально-социальных, а исключительно в космологических целях. Воланд Булгакова приходит в Москву, к людям. В этом отношении Воланд куда ближе человечеству, нежели Сверхправители Кларка. Хотя обе силы имеют дьявольский внешний облик. Человечеству очень трудно примириться с тем, что Божество внеморально и имеет совершенно неожиданные разумения.
Лес — это не Флора, а Флора — не мокрецы, но в сущности все они одно и то же. Функция новой силы.
Главное отличие в том, что по Кларку (и по религиозным учениям) новая сила отталкивается от человечества не потому, что оно, человечество, чем-то плохо, а просто потому что оно человечество. В том и суть духовного пути. Суть не в том, что позади, а в том, что впереди.
Чтобы увидеть производные "новых сил" по Стругацким, следует ответить на три вопроса.
1. От чего они отталкиваются?
2. Как они выглядят с точки зрения старого мира?
3. В чем их сущность? (То есть: каковы преимущества и что впереди)
Лес, мокрецы и Флора отталкиваются от негативного социума. Позади у них — «Сплошной мрак. Средневековье. Ночь. И горит городская свалка». Таким образом, только людены уходят от человечества вообще, а не от того, что им в человечестве не нравится.
С точки зрения старого мира — мокрецы и Флора вызывают раздражение. Они ничем не отличаются от выродков из «Обитаемого острова» — с точки зрения старого мира. Но ведь они принципиально иное.
Мокрецы Стругацких ближе всего к диссидентам, в сущности их генетическая инаковость — муляж, авторский ход. Уход детей в «Конце детства» и уход детей в «Хромой судьбе» (или в «Гадких лебедях», кому что ближе) — как близнецы, выбравшие разные дороги. Первый вышел в нирвану, второй стал политиком. Странно, потому что второй шел по стопам первого, младший по стопам старшего.
Лес и людены вызывают уважение у наблюдателя. Но славные подруги, повелители леса, вызывают страх.
Любопытно, что только людены — индивидуалисты. Ну, насколько у Стругацких кто-то может быть индивидуалистом. И мокрецы, и Флора, и биологическая цивилизация леса — это структуры. Поодиночке они ничто.
Каковы же преимущества и что впереди? Преимущества люденов очевидны, и все же они не становятся единственным смыслом всей предыдущей судьбы человечества, они уходят, они как бы частный случай. Людены — инвдивидуальные сверхчеловеки. Лес — новая биологическая цивилизация. Мокрецы — новый вид. Флора — новые хиппи, минимум возможностей.
И каждый из четырех — вещь в себе.
Стругацкие не пытаются заглянуть в этот бездонный колодец. Они его обозначают. И останавливаются на том, что их более всего интересует — препарировать отношение старого мира (плохого, приемлемого или вполне хорошего) к новой непонятной для самих авторов силе.
Как старый способ видеть может взаимодействовать с новым сознанием.
Границы очерчены. Правда, в пределах этих границ всё сделано блестяще.

Соображение № 4
Единственная до конца мрачная книга

Потому вот она и мрачная. Алхимия безысходности: позади Управление на Чертовых скалах, от которого поскорее оттолкнется любое будущее, дай только волю. Это ответ на первый вопрос. Презирать новую силу нельзя, это тебе не Флора, тоже мне биологическая цивилизация, это Лес, девчонки могучие и грозные. Да и не девчонки уже… Можно постараться чудесности Леса не заметить, что многие на Чертовых скалах делают, но от такого решения тошнит. Это ответ на второй вопрос. А в чем сущность славных подруг — ну настолько непонятно, никакие мозги не справляются, а они же, суки, не объясняют, ты им пофиг, в полном смысле, наплевать им на тебя, они-то тебя не замечают совершенно естественно, и их-то от незамечания тебя не тошнит ни чуточки. И ты потерян: ты не там и не тут. До какой же степени ты потерян!
В различных послесловиях к «Улитке на склоне» что-то говорилось об «обличительной силе»… Ну да, ну да… Но как-то это уже неинтересно. Куда интереснее, что же там делается, в лесе? Именно в лесе, а не в лесу — это как в Украине вместо на Украине. Не чувствуете разницы? Что ж, я за вас рад. Значит, вы не громадянин жовто-блакитной державы.

Соображение № 5
То, без чего нельзя представить современный бестселлер

Еще когда я служил в армии, двенадцать лет назад, я дал почитать своему сержанту Стругацких. Что конкретно — уже не помню, что там было в армейской библиотеке. Он был у меня сержант продвинутый, я ему Стругацких, он мне — Гребенщикова. Помнится, за то, что рядовой Панаев, здоровенный дембель из-под Полтавы, неосторожно назвал флейту из песни БГ "дудкой", он тут же получил страшенный боксерский удар в ухо и отправился мыть умывальник. Так вот Стругацкие моему другу-сержанту понравились, но он сказал: «Чего-то не хватает…» И, подумав, добавил: «Любви не хватает».
А в том же послесловии к "Улитке на склоне" я прочел: «о сексе и эротике писать не любят — не их жанр».
И как-то я так принял, что не любят, что не их жанр… Да, о том, как Рэдрик Шухарт пьет виски по глоточку, Братья пишут с явным прочувствованным наслаждением. И драки у них получаются на славу, от души. Секс они не живописуют. Но по другой причине.
Я думаю, Стругацкие были всегда очень озабочены, чтобы их книги дошли до читателя. И спасибо им за это! Ощущения "Обитаемого острова" совершенно реально помогли мне в упомянутой армии выжить, не упасть духом, когда меня в декабре выгнали из штаба и послали больного заливать бетон в автопарке. Я четко помню, как представлял себя этаким Максимом, робинзоном, или его представлял на своем месте — и черпал оттуда силу. Но при и без того критическом количестве правды в их повестях добивать цензуру сексом было бы элементарно глупо. Были пионерские отношения Максима с Радой Гаал, к счастью, она благополучно растворилась в пространстве и впоследствии не появлялась. Была все-таки любовь Руматы и Киры, хотя ясно, что она тоже вписана в формулу и необходима, дабы эмоционально оправдать это замечательное: «подобрал мечи, медленно спустился по лестнице в прихожую и стал ждать, когда упадет дверь…» Была «Сказка о тройке», уникальная тем, что в ней нет ни одной женщины. Да и в «Понедельнике…» женское население начинается Наиной Киевной Горыныч и заканчивается ведьмочкой Стеллочкой, а они обе женщинами в полном смысле слова в общем-то не являются.
И только в тех произведениях, которые заведомо игнорировали цензуру, есть настоящая любовь. В последних. Это странная любовь, не всегда похожа на любовь, как ее принято описывать, это любовь как в жизни.
Сельма Нагель, верная и развратная, от и до с Андреем Ворониным, соответствующая ему, такая же обычная, соблазнительная вечером и простоватая днем. Ежедневная любовь. Не в смысле каждый день. В смысле как обычно.
Диана и Банев. Тоже очень как в жизни, но как в жизни не совсем обыкновенных людей. Здесь есть чему позавидовать, но без романтического флера. Эти две ситуации мне знакомы.
И две острые истории влюбленности. Которые случаются раз в жизни и далеко не со всеми.
Воспоминание пожилого и усталого Феликса Сорокина о девочке Кате в предблокадном Ленинграде. Низачем и потому очень здорово!
Ну и конечно Саджах! Саджах из Джезиры… Саджах Месопотамская…
«Пресвитор Евпраксий кричал, не переставая, все два часа. Раххаль не слышал его. Чувства в нем отключились. Он только вспоминал».

Соображение № 6
Религиозный роман о социуме и социальный роман о религии

Итак, «Отягощенные злом». Последнее серьезное произведение АБС. И критика его встретила жестче всех прочих. Мне, собственно, до критики дела нет. Плевать я хотел на критику. Но все же любопытна причина, ведь литературная отточенность к этому последнему роману достигла пика. Я встретил его в первой же публикации, в 1988 году в журнале «Юность», ни хрена по большому счету не понял, но читал с невозможностью оторваться.
Позже понял. После Библии, Корана и так далее.
К литературному стилю здесь претензий быть не может, значит загвоздка в идеологии. Так и есть: перепев Булгакова, для чего нагромоздили столько религиозных персонажей, поверхностный подход — вот главные недовольства.
Между тем, из-за одного Иоанна Богослова эту книгу можно читать и перечитывать.
Стругацкие, конечно, прокинулись с прогнозом: кто знал, что Союз развалится столь стремительно. По-моему, это единственная слабость. Потому что перепева Булгакова нет никакого, могу утверждать с уверенностью, так как собрание сочинений Михаил Афанасьевича закрыл в очередной раз месяцев десять назад. Демиург совсем не Воланд. А других параллелей или нет, или они малозначимы. Думать о перепеве способны лишь те люди, для которых Христос и Пилат впервые появились в «Мастере и Маргарите». И подход не поверхностный, просто Стругацкие жалеют слова и не растекаются мыслию по древу; каждый эпизод они могли бы расписать на десятки страниц (как бы, без сомнения, сделало большинство сегодняшних авторов для увеличения объема); они могли бы выписать известных лиц в строгом соответствии с традицией (как бы тоже, без сомнения, сделал любой сегодняшний автор, если бы знал первоисточники). Но они выбирают лучшее: создают лаконичный текст, достаточно сложный, не сразу постигаемый и законно претендующий на множество смысловых толкований.
И есть у этого прекрасного с литературной точки зрения текста всего одна закавыка: полное отсутствие религиозного мышления как такового.
Написав роман «о религии», Стругацкие написали свой самый социальный роман. В нем и не пахнет выходом в другой мир. В нем религиозные персонажи решают сугубо человеческие проблемы. Это не плохо. Просто это так. Видимо, будучи диссидентом со стажем трудно искать Бога в разгар перестройки.
И удивительной противоположностью выглядит «Град обреченный». Потому что он явно был задуман и писался в стол как титанический труд, призванный ответить на все социальные вопросы, ответить дерзко и без внутренних ограничений. Но роман «против системы» получился романом о духовном пути. И о смысле существования. И о вечных вопросах. Это тоже не плохо. Это замечательно.

Соображение № 7
Механика Града: что о ней думали авторы?

Как ни странно, дело в антураже. Внешний антураж, необходимый для сюжета, обернулся вдруг собственным смыслом. В геометрии обнаружилась поэзия.
Братья сами предположили, что и Апокалипсис, и «Божественная комедия» создавались как политический памфлет. Ну вот.
Интересно, что они думали о Красном Здании? Или ничего не думали, чистый символ? Почему кто-то возвращается из Красного Здания, а кто-то нет? Можно догадаться: те, кто не возвращается, попадают туда, куда Андрей попал в финале, то есть проходят первый круг досрочно. А можно ни о чем таком не догадываться, сознательно принимая недосказанность.
Все эти вопросы ничего не прибавляют к пониманию романа, это понимание осуществляется на каком-то другом уровне, но о них интересно размышлять. Когда о загадках книги интересно размышлять, это живая книга.
Пока падал кувшин, Магомет вполне мог поддаться на уговоры Наставника и побывать в Граде.
И что призваны символизировать разные части по замыслу авторов? Сегодня уже не важно, но тоже интересно. Они удачно символизируют просто этапы становления личности? Да. Они в какой-то степени соответствуют этапам развития СССР («Мусорщик» — революционный энтузиазм, «Следователь» — понятно что, «Редактор» — переворот от Хрущева к Брежневу, «Господин советник» — благополучный застой 70-х, когда писалась книга)? Да, пожалуй… Но часть «Редактор» может пониматься и как попытка предугадать будущее, довольно успешная попытка.
А уж 5-я и 6-я части — чистая пустыня исканий беспокойного духа. Ее следует заполнить собой, и получишь в награду Хрустальный Дворец. От которого следует отказаться ради новых исканий, и получишь «черный прямоугольник двора, слабо освещенный желтыми прямоугольниками окон». И Сельма должна остаться позади, и всё-всё-всё. Соблазны, привычки, желания.
Чтобы дойти.

Соображение № 8
А ведь Церковь, выходит, возникла на деньги Иуды

«Отягощенные злом», эпизод с Иудой.
«А это откуда?» — заорал Петр еще пуще, тыча ему в лицо мешочек с деньгами. «Велено мне было», — сказал он в отчаянии. И тогда Петр отпустил его, поднялся и пошел вон, на ходу засовывая мешочек за пазуху…»
Хе-хе, а я всегда догадывался…
И если Петр хотя бы доплыл на эти деньги до Кипра, то уставным капиталом Церкви Христовой были тридцать сребреников, честно заработанных одним из апостолов.

Соображение № 9
Самый гениальный эпизод АБС — Банев, мокрецы и клубника

А почему?
А потому что в этом эпизоде заключена самая суть отношения и Стругацких, и
 

других умных людей обычного нашего мира к миру необычному, новому, в качестве входного билета требующему жертв. Как на кардиограмме отмечены последовательно все колебания, которые не позволяют просто умным людям стать больше, чем они есть. Сегодня же. Сейчас же! Сию минуту!!
Может быть, оно и ни к чему становиться больше, чем ты есть.
Нет, глупости.
Не может быть.

Соображение № 10
Только не надо!..

Одним из доказательств огромного таланта Стругацких для меня служит тот факт, что повесть «Операция Белый Ферзь», по слухам почти написанная, по крайней мере наверняка детально разработанная, не была ими выпущена в люди.
Я верю: значит, не место ей в людях.
Явление Братьев велико, значительно, недооценено. И оно уже в прошлом. Там, в прошлом оно чрезвычайно влиятельно. Влиятельней, чем кажется сегодня. Их сегодняшние лавры стоят меньше, чем их вчерашняя работа по формированию будущего.
Всё, чем их книги хороши, переплетено с временем. А времени того уже нет. И проблем тех уже нет. И страны…
Памятник — лучше не бывает. Им нужно любоваться. О нем нужно говорить. В конце концов, если существует культовая книга или культовый фильм, то где-то существуют миллионы людей, для которых предмет навсегда стал частью жизни, смешался с сознанием.
Самое глупое, что возможно сделать — это написать продолжение.
Это сделали трижды.
Но, как сказано у классиков, «это уже совсем другая история».



 
 

Алексей Карававев

Собрание АБС: третья попытка

Наконец то мы близки к тому, чтоб получить по настоящему академическое собрание сочинений братьев Стругацких. Донецкое издательство "Сталкер" при участии питерской "Terra Fantastica" начали новый, одиннадцатитомный проект.
Первый - "Текстовский" - вариант пусть и собрал впервые под "одной" обложкой всех АБС, но сделал все это как-то неловко, по-детски… Объявил о десяти томах - издал четырнадцать, явив читающей публике палочки, кружочки и треугольнички на корешках. Помниться, было очень умилительно.
Сильней же всего раздражало практически полное отсутствие критического аппарата - это при огромном то числе статей по творчеству АБС! (Правда к "Улитке" была присовокуплена некая реплика А.Зеркалова, не то кусок статьи, не то мысли мимоходом.) Еще "Текст" ввел следующее новшество - в конце каждой книги имела место библиография произведений, вошедших в том. Зачем - и сейчас для меня загадка.
Конечно, эти замечания - едкие и остроумные - чрезвычайно легко набирать сейчас, в 2001. А тогда свеженькие беленькие тома с авангардными обложками рвали у меня из рук, выстраивались в очередь "на почитать", с жадностью выцеживали вырезанные цензурой моменты. У нас в Липецке даже можно было оформить подписку, я приходил за каждым новым томом с пачкой талонов и получал где - то экземпляров двенадцать - на всех друзей, знакомых и сочувствующих…
Вторыми за дело взялись "АСТ" и все та же "Терра фантастика". И здесь все было по-взрослому. Выверенные и отредактированные тексты, иллюстрации, (не все, конечно, но много! много!), предисловия и послесловия. Я наивный, как заболевший Братьями двадцать лет назад, так и "мучающийся" до сих пор, думал, что ничто уж не сможет меня удивить.
Переслегин смог.
Вот ведь человек! Ну не хочет он мыслить стандартно! Пришлось покупать и томики "Миров".
(А все небось Ютанов и К! Так и норовят выпустить книгу, мимо которой нормальному человеку пройти ну просто невозможно!).
Впрочем, "даже очень старая обезьяна иногда падает с дерева". Мою злобную половину изрядно потешила "Страна Багровых туч". То абзац повторят пару раз, то превратят пандита Бидхана Бондепадхая в бандита…
Новое собрание сочинений должно удовлетворить самый привередливый вкус. Стильная черная обложка, ( те же многоцветные "Миры" смотрелись несколько аляповато), хорошая бумага, фотографии, полный текст "Комментариев к пройденному", выдержки из критических статей.
Собрание выстроено в хронологическом порядке, так, как произведения выходили в "свет". В каждом томе обещают фотографии, кроме того в 5 и 6 томах  будут опубликованы воспоминания Нины Матвеевны Берковой и Беллы Григорьевны Клюевой - людей легендарных, без всяких скидок.
Особенной изюминкой обещает стать 11 том, в котором появятся ранее не публиковавшиеся вещи:

"Как погиб Канг"
"Затерянный в толпе"
"Звездолет "Астра-12"
"Кто скажет нам, Эвидаттэ?…"
"Страшная большая планета"
"Нарцисс"
"Венера. Архаизмы"
"Год Тридцать Седьмой"
"Дни Кракена"
"Мыслит ли человек?"
"Адарвинизм"
а также варианты, по разным причинам не вошедшие в произведения.

Напоследок не удержусь и замечу. А вот хорошо бы в качестве приложения выпустить этакий трехтомничек, в который включить и "Пепел Бикини", и "Сказание о Есицуне" с предисловием Аркадия Стругацкого, японские перево….
[Щелк! Осторожно! Работает губозакатывательная машина!
Все, можно работать.]
Говоря кратко, новое собрание сочинений - настоящий подарок любителям творчества Братьев Стругацких!



 

Диспут

Кирилл Еськов (Москва)

Пара реплик из зала
по поводу
"Плача Скаландиса"
о Смерти Научной Фантастики

"Кризис фантастики" потихоньку стал, насколько можно понять, дежурным блюдом околофантастической публицистики. На сей предмет написан целый ряд статей, которые содержат по-настоящему интересные и во многом шокирующие идеи (например, "Кризис перепотребления" Переслегина и "Дети Стекольщика, или Бриллиантовый Век без нас" Шелли). Статью Анта Скаландиса "НФ умерла. Да здравствует НФ?" ("Техника молодежи" № 10 2000) к их числу никак не отнесешь: в ней-то как раз всё крайне тривиально, и письменно комментировать ее — не будь она специально кинута на мой мейл с соответствующим авторским пожеланием — мне бы и в голову не пришло. Тем не менее, она содержит пару достаточно любопытных "оговорочек по Фрейду", на коих я, пользуясь своим статусом "анфан терибль", и хотел бы задержать внимание публики.

1

Итак, Ант Скаландис (вполне справедливо, на мой взгляд) делит литературу на "мэйнстрим" и сопутствующие течения, в том числе "фантастику". Печаль же нынешней ситуации он видит в том, что благодаря наплыву свежевылупившихся халтурщиков в ярких обложках "нашу любимую фантастику, которую благодаря Стругацким и их ученикам уже почти начали считать литературой, вновь записали в разряд попсы. И похоже уже навсегда." (конец цитаты). Далее он конкретизирует — что, собственно говоря, есть принадлежность к литературе (а не к попсе):

"В таком муляжно-восковом виде фантастика живет и процветает. У нее есть свои умельцы, [...] имена этих авторов возглавляют хит-парады в интернете и рейтинги продаж книготорговых компаний. Но о них никогда не напишут в толстых журналах и не заговорят в литературных салонах. Потому что они действительно не являются частью литературного процесса. Собственно, они и не писатели в полном смысле – просто авторы бестселлеров, а это немножко другая профессия."
То есть, вы поняли: литература — это когда об этом "пишут в толстых журналах и говорят в литературных салонах"; во всяком случае, это "литературный процесс" (так и подмывает перефразировать известный анекдот: что разница между "литературой" и "литературным процессом" примерно такая же, как между "каналом" и "канализацией" — ну, да ладно). Так вот, в этих самых "литературных салонах" "нашу любимую фантастику" "вновь записали в разряд попсы"; жизнь кончена — пойду приму триста капель эфирной валерьянки и забудусь тяжелым сном... Только тут вот какое дело...
По нынешнему времени ЛИТЕРАТУРНЫЙ МЭЙНСТРИМ ЯВЛЯЕТ СОБОЮ ТИПИЧНЕЙШУЮ СУБКУЛЬТУРУ: субкультуру филологов. Чтобы о неком тексте "заговорили в литературных салонах", он как минимум должен быть усложнен до полной неудобочитаемости: нынче одного лишь наличия в тексте сюжета и/или диалогов вполне достаточно для причисления его к "масскульту" и отлучения от "настоящей литературы". Произведения оной "настоящей литературы" издаются мизерными тиражами при отсутствии электронных версий — либо, наоборот, существуют лишь в интернете. Подавляющее большинство потребителей этих текстов составляют люди, которые за их чтение попросту получают зарплату — прямо либо опосредованно; как говаривал некогда Жванецкий (про "мясо-молочную промышленность"): "Они там, внутри, всё это производят, и там же, внутри себя, всё это и потребляют". Посредством всякого рода Букеров "они там, внутри себя", круто разбираются — кто из них пальцатее; что же до читателя, то он этой литературе не нужен вовсе — разве только читатель-амфибрахист Константин с планеты Константины...
Помнится, пару лет назад меня изрядно позабавила ситуация, когда лауреат Букера со всей революционной прямотою признался, что он не читал ни одного из остальных пяти финалистов. Вполне его понимаю: в его служебные обязанности это не входило, а читать такое забесплатно... Нечего удивляться, что мэйнстрим целенаправленно выдавливает из своего состава авторов, которые пишут тексты, ориентированные на нормальных людей, а не на филологов ("А ты зачем пришел в наш садик, противный!.."); к примеру, Пелевина с Веллером выдавил как раз в фантастику — за что ему, мэйнстриму, отдельное спасибо. (Помнится, когда на Букер выдвигали "Чапаева и Пустоту", он даже не прошел в финал, и при этом интервью всех членов жюри начинались с раздраженных разъяснений — какое пустое место есть этот самый пресловутый Пелевин; то есть — ребята даже не въезжают, на какое публичное посмешище они себя выставили!)
Неудивительно, что в качестве ответной реакции иные всерьез пишут, что нынче "фантастика остается единственной живой ветвью засохшего древа российской словесности". Я в своих выводах столь далеко заходить бы не стал; ограничился бы тем, что констатировал наличие двух самостоятельных субкультур ("Оба Луя приблизительно в одну цену"), при том, что одна из этих субкультур по инерции продолжает величать себя "настоящей литературой", а другая — тоже по инерции (битой собаке только палку покажи) — внутренне постоянно готова принять "позу подчинения"... В одной описывают постмодернистские квесты в мире Пропповских архетипов и сочиняют производственно-плутовские романы о "героике буден" службы, ежеутрене запускающей из большой-пребольшой катапульты накаляемое дровами солнышко. В другой (о, тут все всерьез, "о Любви и Смерти"...) — детально изучают перемежающийся поток сознания двоих... лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, которые, обкушавшись грибками, всё никак не могут... совместить штекер с портом, и от огорчения учиняют парный суицид, подавившись разгрызенным силиконовым протезом... А дальше — всё просто подчиняется общеизвестным статистическим закономерностям: В ОБОИХ СЛУЧАЯХ 9/10 текстов являются лишь перегноем, на котором вырастает оставшаяся 1/10 — то, что имеет отношение к собственно Культуре (вы таки себе будете смеяться, но она всё же есть!), а вот уже из этой 1/10 Время (и никто кроме него!) отберет считанные по пальцам Шедевры.
Вполне очевидно, что принадлежность к Культуре определяется не темой (квест компьютерного псевдорыцаря или отходняковые страдания безногого некро-педо-зоофила), а степенью литературного дарования автора плюс (внимание! об этом частенько забывают...) — наличием у него адекватного читателя: я продолжаю категорически настаивать на том, что ТЕКСТ РЕАЛЬНО СУЩЕСТВУЕТ ЛИШЬ ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ С ЧИТАТЕЛЕМ. И хоть Переслегин мягко грустит, перефразируя (применительно к фантастике) известное высказывание Гальдера о германских солдатах 44-го: "Мы сейчас и близко не имеем того читателя, что был у нас в начале 90-х" — я вижу ситуацию несколько иначе. По моему скромному ИМХО, нынешняя читательская аудитория "мэйнстрима" (если вычесть из нее редакторов, критиков, переводчиков, etc — т.е. тех, кто читает мэйнстримовские тексты просто по долгу службы) не превосходит читательскую аудиторию "фантастики" ни по количеству, ни — пардонэ муа — по качеству. Так что мне не вполне понятна вселенская скорбь Анта Скаландиса по поводу того, что "толстые журналы и литературные салоны" игнорируют существование Лукина, Дяченко и иже с ними. Это, извините, проблема не Лукина и Дяченко, а означенных журналов и салонов — "пусть им будет хуже!.."

2

Далее Ант Скаландис переходит к собственно печальной судьбе научной фантастики, НФ. Здесь мне придется сделать некое авторское отступление.
В течении некоторого времени автор следил (вполглаза) за дискуссией о жанрах и направлениях фантастической литературы, но в итоге не только не обрящил чаемой ясности, но, напротив того, запутался окончательно. Он — в силу своей природной тупости — решительно не понимает, почему космические приключения Командора-кремень-мужика, Стажера-недотепы и Ксеносоциолога-красавицы-дзюдоистки, разносящих из бластеров киборгов-убийц, дабы не дать Тоталитарной Империи Железной Звезды пустить в ход Большой Схлопыватель Пространства, есть "НФ", тогда как квест Рыцаря-кремень-мужика, Принца-нищего и Ведьмы-белой-и-пушистой, рубящих в гуляш раскосых гоблинов Черно-бурого Властелина, следует относить к принципиально иному жанру, "фэнтэзи". (Вот и на иных конвентах семинары по НФ и фэнтэзи демонстративно ставят в параллель, на одно время; и правильно — гусь свинье не товарищ... то есть как это — "А кто гусь?") Что такое "киберпанк" — автор вообще не въезжает; одно время он пытался определить это для себя хотя бы чисто типологическим методом ("Киберпанк — это то, что пишут Стерлинг & Гибсон, "Принц Госплана" & "Паутина", etc"), и кое-что даже стало для него проясняться; однако намедни авторитетнейший отечественный киберпанк(ист?) Шелли (2 экз.) причислил к этому направлению глубоко чтимого автором Варшавского — и с такими трудами собранный типологический пазл вновь рассыпался... Что же до "альтернативной истории" (равно как "антиутопий"), то иные полагают, что это и не фантастика вовсе: вас, дескать, гражданин, тут не стояло — вот кабы у вас наличествовал подводный крейсер "Пионер" со шпионом Гореловым на борту или темный эльф с артефактом наперевес, тогда дело другое (при таком подходе, правда, придется — взамен депортированных "альтернативок" — предоставить фэнтэзийное гражданство куче постсоветских боевиков, ибо там можно отыскать и персонажей вроде "честного прокурора" — а ведь это, согласитесь, существо куда более фантастическое, нежели "темный эльф")...
Говоря же всерьез, все эти подразделения представляются крайне условными, "от лукавого"; ну, хотя бы потому, что существует куча "переходных форм" и неклассифицируемых вариантов (от лемовской "Кибериады" до "Омон-Ра")... Но если всё-таки передо мной поставят задачу, типа категорический императив: "Даю вводную! Существование НФ как отдельного жанра есть медицинский факт. Ваша задача: определить это явление — кратко, точно и по существу. Выполнять!" — то я бы (матюгнувшись про себя) сказал так:
— НФ есть литературное направление, изучающее психологические и социологические эффекты (коллективные и индивидуальные), возникающие при столкновении Человека с неизвестными прежде Технологиями и Законами Природы. Идейной основой НФ являются позитивизм, рационализм и гуманизм; существование в картине Мира потусторонних сил исключено по определению (вроде как сыщик-убийца в классическом детективе или нарушение единства места-времени в классической трагедии). Курсант Еськов ответ закончил!
Как легко видеть, данное определение неортодоксально. В его рамках, например, "Заповедник гоблинов" и картеровский цикл о семейке Хогбенов остаются в границах НФ, тогда как "Трудно быть богом" откочевывает в разряд фэнтэзи (есть всемогущий маг, превращающий опилки в золото и неуязвимый для арбалетных стрел, а уж кто он — "человек из могущественных заморских стран" или "пришелец со звезд" — это, вообще-то говоря, дело десятое). Так вот, если понимать НФ таким образом, то никакая смерть ей в обозримом будущем не грозит — как говорится, "она еще на ваших похоронах простудится". Осмелюсь напомнить, что, к примеру, Великий и Ужасный киберпанк — это именно НФ, просто "неизвестные ранее Технологии" там не привычные нам, вещественно-энергетические, а информационные (т.е. самый что ни на есть хай-тек). (NB: Параллельно классической НФ существует отдельный жанр "космической оперы" — научно-фантастическая обертка при чисто сказочно-фэнтэзийной сути. Так вот, параллельно научно-фантастическому киберпанку тоже существует (и бурно развивается) фэнтэзийный сателлит — новеллизация компьютерных игр; для этих бирюлек можно, по аналогии, предложить термин КОМПЬЮТЕРНАЯ ОПЕРА, или КИБЕРОПЕРА.)
И тем не менее, хотя НФ в широком смысле ничего особо страшного не грозит (особенно ежели глянуть "в мировом масштабе"), есть область, которая, похоже, и вправду обречена. Я имею в виду ту линию, что ведет от Жюль Верна к Майклу Крайтону — "полупрозрачный изобретатель" на детально выписанном велосипеде с "нестирающимися шинами из полиструктурного волокна с вырожденными аминными связями и неполными кислородными группами"; попросту говоря — СЛЕГКА БЕЛЛЕТРИЗОВАННЫЙ НАУЧПОП.
Причины увядания этого поджанра (который, к слову, в свое время нагло "прихватизировал" эксклюзивное право на пользование фирменным знаком "НФ"), на мой взгляд, чисто экономические. С некоторых пор наука столкнулась с необходимостью выбивать финансирование в условиях оскудения бюджетных источников при растущем антиинтеллектуализме общества. "Нужда заставит" (на дворе, чай, не "славные шестидесятые", когда ученые-небожители могли, не задумываясь над этими пошлыми материями, просто "брать деньги из тумбочки") — вот наука и взялась за популяризацию своих достижений не абы как, а всерьез: бесчисленные иллюстрированные энциклопедии, познавательные компьютерные игрушки, великолепные (без дураков!) телесериалы. Теперь этой популяризацией занимаются либо сами ученые, либо профессиональные пиарщики; в любом случае, нужда в полуграмотных гастарбайтерах с незаконченным гуманитарным образованием, именующих себя "писателями-фантастами", отпала напрочь. "You are retired!" — ситуация печальная лично для них, но никак не для общества...
У Анта Скаландиса на сей счет иное мнение; он связывает упадок жанра НФ с глобальным упадком науки:
"Да, периоды экспоненциального роста в истории человечества сменяются другими периодами. Рано говорить, что мы въехали в эпоху стагнации, но… Судите сами: чего такого изобрели на нашей планете за вторую половину века. Лазер? Персональный компьютер? Парочку-другую новых лекарств (наряду с парочкой-другой новых болезней)? Клонирование, несуразно раздутое завравшейся прессой? Ну, что еще? Более совершенное оружие? Мобильный телефон? Цифровую видеозапись? Смешно вспомнить. Ведь это все не принципиальные шаги вперед, а так - доработка старых научных достижений...
Короче, на рубеже тысячелетий пора, наконец, честно признать: научно-техническая революция, столь любезная нам НТР закончилась. А вместе с ней прекратила свое существование (скажем мягче – дальнейшее развитие) и научная фантастика, то есть столь любезная нам НФ."
Честно сказать, читая этот пассаж, я был абсолютно уверен, что имею дело с чисто ораторским приемом (тезис — антитезис, etc), и сейчас автор примется опровергать ту ахинею, что написал чуть выше; отметил лишь про себя, что уж очень дохленького спарринг-партнера он себе выбирает — с таким и боксировать-то неинтересно. И лишь дочтя статью до конца, я убедился, что это писано было на полном серьезе... Вот тут уже "глаза у Джонни вылезли на лоб".
Ёлкин пень! Блин-компот!
Как-то даже неловко объяснять писателю-фантасту, типа "прозревателю грядущего", да еще и не какому-то там журналисту-юристу, а бывшему ученому (химику, если я не путаю), что "клонирование, несуразно раздутое завравшейся прессой" — это отнюдь не овечка Долли, и даже не гипотетический Лукич-бис из перхоти хранимого в мавзолее чучела. Клонирование — это для начала поточное производство аутентичных органов для трансплантации; и в БЛИЖАЙШИЕ ГОДЫ проблема рака печени или склероза почек перекочует в ту же сферу, что и замена покрышек или распредвала — чисто денежную. Из этой области уже сейчас доносит запашок ПРАКТИЧЕСКОГО БЕССМЕРТИЯ и множества иных, чисто этических, проблем (К примеру. Есть целая куча резонов, по которым не стОит клонировать мозг. Но вот у соседского ребенка был врожденный порок сердца, ему сделали трансплантацию, и он жив, а у моего ребенка — опухоль мозга, и ему в трансплантации отказывают. А я хочу, чтоб он жил — и клал я с прибором на все ваши резоны!)... Можно напомнить, что помимо овечки Долли есть еще обезьянка Сандра, которой генно-инженерными методами придали заранее заданные портретные черты, отсутствовавшие у ее "биологических" родителей; тут можно отделаться старым похабным анекдотом насчет "Бельмондо-Бельмондо... Уж как выйдет!.." — а можно попытаться всерьез просчитать комбинацию чуть вперед... у вас как, волосы на зытылке не шевельнуло? А уж что касаемо компьютеров... всё-всё-всё, умолкаю! — надо ж хоть по минимуму уважать аудиторию...
Ёлкин пень! Блин-компот!
За последние годы сменился именно ВЕКТОР РАЗВИТИЯ человеческой цивилизации — не на пропагандистские "180 градусов", а по-серьезному, градусов эдак на 90. На место космонавтики с ее так и не зацветшими на Марсе яблонями внезапно, как из ниоткуда, пришли (памятник из гранита и золота Варшавскому с его писанным в начале 60-х "Под ногами Земля"!) информационные технологии и биотехнологии (которые на самом деле тоже информационные — ибо основаны они на управлении наследственной информацией, и начались с дешифровки генетического кода); пришли, породив гигантскую лавину ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ (каковые, как уже говорено, и есть предмет жанра НФ). И называется всё это — Информационная революция, Четвертая НТР: событие, сопоставимое с Неолитической революцией и европейской Индустриальной революцией ("Чтоб тебе жить в эпоху перемен!.."). И происходит всё это не где-то там, на Донамаге или в полдень 22-го века, а прямо у нас за окошком, в самой что ни на есть "объективной реальности, данной нам в ощуплении"... Вопрос на засыпку: кем надо быть, чтоб не видеть всего этого в упор? — ответ: постсоветским фантастом!
Ант Скаландис — не последний, как я понимаю, человек в иерархии постсоветской НФ, — бесполезно прождав своего рейсовика "Москва-Кассиопея" ("...Рейс задерживается по метеоусловиям Кассиопеи. О времени вылета будет объявлено дополнительно"), плюнул, сдал билет в кассу и теперь раздраженно роняет через губу: "Судите сами: чего такого изобрели на нашей планете за вторую половину века? Смешно вспомнить." Мы-то тут, понятно, ни причем: "научно-техническая революция закончилась. А вместе с ней прекратила свое существование научная фантастика" — словом, "таков-с расклад, батенька, что и козырной туз не играет". Взять на возвращенные за космический билет деньги бутылку — и домой, к телевизору: глядеть сериал про агентов Малдера и Скалли.
...Некоторое время назад израильский фантаст (а в прошлом астрофизик) Амнуэль почему-то ужасно разобиделся на забавный мысленный эксперимент Синякина, создавшего плоскую Землю, покрытую куполом небесной тверди, и засекретившего сей факт от населения планеты посредством эдакого "гелиоцентрического пиара". Амнуэль (как мне тогда показалось, несколько вгорячах) объявил "Монаха на краю Земли" "последним гвоздем в гроб российской НФ". Теперь, прочтя статью Анта Скаландиса, убеждаюсь: анамнез был некорректен — а вот прогноз верен. "Прогноз неблагоприятный" — это, знаете ли, такой врачебный эвфемизм...
Если статья Анта Скаландиса хоть минимально отражает бытующие в этом сообществе настроения, то постсоветская НФ не то что мертва — она в таком состоянии, когда "вилами в гроб кладут". Может, прикопаем, а?.. — или будем ждать, пока мухи сожрут?..
А потом завезем на освободившееся место из тех краев, где НТР (вопреки убеждению Анта Скаландиса) и не думала кончаться, продукты тамошнего хай-тека: клон Лема, клон Симмонса, клон Стерлинга — ей-богу, дешевле обойдется! Хорошо б только этим клонам, хотя б на первое время, для адаптации к местным условиям, дать инструктора "по самообороне при помощи подручных средств", Дядю Колю; родитель натурального Дяди Коли, Александр Громов, к слову сказать, подошел бы вполне — а кроме него, похоже, уже и некому...
Только вот, боюсь, писать этим клонам будет уже не для кого. Потому что если всё и дальше будет катиться туда же, куда и сейчас, через десяток лет на этой "одной шестой части исторической суши" останутся одни папуасы, рассевшиеся вдоль Железных Змей, что сосут Черную кровь Подземного Дракона, в ожидании привозимых с Заката коробок с гуманитарной помощью: сникерсы, прокладки для синей жидкости и CD-диски с компьютерными игрушками. А папуасам научная фантастика ни к чему: они предпочитают любовные романы, "мясные" боевики и утешительную фэнтэзи про принца-мага с большим артефактом...



 

Алексей Караваев

Памяти садоводов Марса
Жива ли научная фантастика?
(фрагменты)
«Hаправляю вам на проживание и содержание
труп без признаков смерти»
Из сопроводительного документа в морг.
 

Фантастическое литературоведение, как всякая порядочная наука Зазеркалья, оперирует всем интуитивно понятными, но не определяемыми и принципиально неудачными терминами: фэнтази, киберпанк, турбореализм и т.д. По сю пору не существует приемлемых определений данных направлений, несмотря на то, что одним из них более десятка лет, а другие мертвы давно и непоправимо.
Но наш разговор не о них. Мы, печально всхлипывая носом, попытаемся поразмышлять о суровой и нелегкой судьбе явления, известного как "научная фантастика". В двух словах вспомним "праотцев".

#1. Координаты чудес.

Отцом термина принято считать легендарного Хьюго Гернсбека, издателя первых специализированных журналов, посвященных "научной фантастике". Один из его журналов имел девиз "Сегодня - экстравагантная фантастика, завтра - общеизвестный факт", впрочем другие его журналы тоже имели девизы, и везде в них фигурировали факты и наука.
"Научная фантастика и существует для того, чтобы в форме рассказов предвосхищать грядущие чудеса прогресса".
При кажущейся наивности этой "максимы", она просуществовала в умах многие десятки лет и сегодня, в следующем уже тысячелетии имеет своих адептов.
Суть воззрений Гернсбека состояла в том, что "science fiction" является рупором науки, призванным пропагандировать ее достижения во имя Мира и Прогресса.
"Поучать - развлекая".
Ну, ладно. В конце концов сейчас Легендарный Хьюго воспринимается нами как некий любопытный динозавр, некогда царивший на равнинах жанра.
Послушаем, что скажут другие.
Вот, к примеру, точка зрения Ивана Ефремова:
"Фантастика отражает отказ человечества от утилитарности мышления, возрождая на новом уровне идеи просветительства".
"Научная фантастика - это пена на поверхности моря науки".
Не правда ли весьма поэтично?
(Не уверен, однако, что люди, которые собираются на ежегодный "Странник", ощущают себя пеной на чем бы то ни было.)
А вот говорит Станислав Лем, пожалуй единственный великий научный фантаст конца прошлого века:
"Фантастика - это литература проблем человека и науки, литература о будущем"
"Фантастика окунает человека в мир принципиально возможных чудес".
Все эти определения даны приблизительно в одно время - 63,62 и 66 года.
…Гернсбек увидел крушение своей Империи SF очень быстро, в течение каких-то десяти лет. Поучительные рассказы о достижениях науки были вытеснены необузданными фантазиями. То, что считалось НФ в "Золотом веке" американской фантастики и получало премию имени Гернсбека, по мнению самого Хьюго таковой отнюдь не являлось.
Как он печально заметил "жанр Жюля Верна и Герберта Уэллса извращен…"

#2. Картографы рая.

Если отцом термина Гернсбек является единолично, то прародителями жанра единодушно признаются Верн и Уэллс.
К Жюлю Верну принято сейчас относится покровительственно. Чего там: из пушки на Луну, "Наутилус", завоеватель Робур на своих машинах, шпарящих со страшной скоростью по проселочным дорогам Франции - поездил он бы так по нашим дорогам!
Другое дело Уэллс! Вот подлинный научный фантаст! Машина времени и война миров и сейчас высокочтимые приемы, в отличие от того же электрического "Наутилуса", потомки которого если и присутствуют на страницах книг, то исключительно на страже уже помянутого Мира и Прогресса, всегда готовыми отправить как Мир, так и Прогресс совокупным залпом в каменный век.
Однако давайте разберемся.
А много ли у того же Уэллса научности?
Человек, превращение которого в невидимку, - самое слабое и с очевидной неохотой описанное место в романе, благополучно читаемом людьми уже век. С точки зрения науки он невозможен, хотя бы потому, что будет абсолютно слеп.
Машина времени. Просто ради интереса, перечитайте описание этого агрегата. С первого взгляда очевидно, что доехать на нем куда бы то ни было проблематично. И совсем уж смешно говорить о том, что писатель опирался на какую-то научную базу. Общепризнанной теории времени нет и ныне.
Странные пациенты доктора Моро… Определенная натяжка даже для уровня медицины конца XIX века.
Люди и животные, вымахавшие под облака, вкусив Пищи Богов…Прокомментировать?
Неужели все это выглядит куда состоятельней научно, чем снаряд, запущенный на Луну?
Вряд ли! Причем научные допущения Уэллса вызывали критические замечания уже у его современников. Уэллс всегда проигрывал Верну по наукообразности книг. Хотя бы потому, что это его интересовало постольку поскольку.
Недаром, узнав, КАК Уэллс пишет свои романы, Верн возмущенно воскликнул "Он выдумывает!".
Мне кажется, приблизительно на этом этапе и случилась вилка литературных приоритетов фантастики. Верн становится первым истинно НАУЧНЫМ фантастом в узком понимании определения, Уэллс же первым фантастом - реалистом. Одного прельщает изображение грядущих чудес, второго - воздействие их на человека. У Верна чудеса созидающие, пусть и использующиеся порою во зло, у Уэллса это уже СТРАШНЫЕ чудеса, хищные вещи века.

#3. Наука и фантастика.

Американцы достаточно быстро разделались с монополией Гернсбека на расстановку точек над "I". Уже в сороковые годы на американском рынке присутствуют практически все жанры и направления, от рассказов про "трактор" до Конана, который, как известно, варвар. Рынок, что ж вы хотели?
Издатели печатали то, что требовал читатель. А читатель хотел разного.
Впрочем американцы сделали все, чтоб окончательно сбить всех с толку: они приняли и ввели в мировой обиход предложенный Гернсбеком термин.
Почему-то "повелся" на термин исключительно лагерь социализма. Мы легких путей не искали никогда.
Если бегло просмотреть советские критические статьи 50-70 х годов, то наиболее часто в рядах научных фантастов фигурируют Кларк, Азимов (часто тогда именуемый Асимовым), Бредбери и Саймак. Ну, с Кларком все ясно. Действительно, все по науке. С Азимовым несколько сложнее. Я Бредбери и Саймак вообще попали в этот ряд по ошибке.
Хотя Саймак много и полезно работал, воспевая маленького человека, и сильно раздвинул клише НФ, прописав там мирных пришельцев.
Про Бредбери же тот же Ефремов писал:
"Талантливый писатель Рэй Бредбери отнесен к первому десятку американских научных фантастов. Однако все произведения этого писателя проникнуты ненавистью к науке и страхом перед ней, которые он даже не очень скрывает".
Иными словами у нас как-то незаметно сформировался "канон" НФ: научность или наукообразность, восторженный образ мысли, демилитаризованный космос, братья по разуму, наличие определенного моралите.
Хорошо видно, что перечисленная пятерка достаточно полно указанным условиям удовлетворяет. А вот Хайнлайн или Лейнстер в этот список уже не попадают.
Как известно, в СССР плюрализм определялся в лучшем случае выражением "есть мнение…". Нечувствительным образом вся наша фантастика сама собою превратилась в "научную". Превращение это, кстати, весьма неочевидно. Обозревая довоенную фантастику, сразу замечаешь конечно же А. Беляева, А. Адамова с чудо-подлодкой "Пионер", быть может еще А. Толстого, хотя "Аэлиту" трудно отнести к чему-либо, кроме социальной агитки, были еще фантазии про непобедимость РККА и поимку шпионов.
 Нет сомнения, что в формировании послевоенной фантастики в СССР огромнейшую роль сыграло освоение космоса. Если отбросить книги "ближнего прицела", практически вся фантастика являлась КОСМИЧЕСКОЙ. В "Комментариях к пройденному" Б. Стругацкого упоминается как трепетно братья пытались следить за новыми веяниями в науке и технике.
Молодую советскую фантастику нужно было только подтолкнуть. И было ведь кому это сделать!
Происходило все это между прочим не на пустом месте. В шестидесятые годы была развернута весьма деятельная компания по популяризации науки. Лекции, брошюрки, статьи в газетах, научно-популярные издания, чуть позже общество "Знание". После невыносимо трудного периода в истории страны впервые наступило короткое облегчение, пахнуло теплом "оттепели".
По критическим статьям тех лет четко видно, как меняются оценочные приоритеты критиков. Произведения ругают за недостаточную/избыточную научность, за это же хвалят, размышляют о воспитательном значении фантастики, ее важной роли в формировании мировоззрения молодежи. Вообще, дискуссии тех лет, в той же "Литературной газете" поражают свои размахом и количеством участвующих в них лиц. Весьма скоро выяснилось, что поскольку государство у нас строит коммунизм, то единственно верное мировоззрение - марксистко-ленинское.
Капкан захлопнулся.
Был провозглашен примат науки над фантазией. Ефремов высказал точку зрения, что писатель -фантаст сам должен быть ученым…
Советская фантастика почти на тридцать лет стала исключительно научной.

#4. Science-fiction.ru.

Многие сегодняшние критики связывают упадок российской НАУЧНОЙ фантастики с общим кризисом науки.
Доля истины, конечно, во всем этом есть. Однако небольшая.
В целом удивительно, что науке, которая опирается прежде всего на факты, "навязали" вдруг менестреля, которого постоянно заносит в сторону совершенно уж несерьезных с академической точки зрения умопостроений. Фантазия реально могла привести как авторов, так и читателей бог знает к каким выводам! Страшное дело! Пришлось срочно брать все это под контроль, ОРГАНИЗОВЫВАТЬ.
Литература же вообще с трудом признает какие бы то ни было рамки и реагирует на словосочетание "литература должна". Понадобилась вся мощь партийно - "просветительного" аппарата для сохранения "предложенного" статус кво. В результате получилось как всегда: застой. Десятки книг молодогвардейской "БСФ", которую в застойные годы - шутка ли!? - с большой неохотой принимали в книгообмен, несмотря на страшнейший книжный дефицит и облигатный сенсорный голод.
Поэтому "гибель" Советской Научной Фантастики, олицетворяющей официоз, была предопределена изначально. Собственно она исчезла как по мановению волшебной палочки в руках боевого мага. И черт с ней!
Другое дело научная фантастика в прямом смысле этого слова, а не как ВСЯ фантастика целиком. При кажущейся простоте это невероятно сложный жанр. Прав был Ефремов, сто раз прав, говоря о том, что научный фантаст сам должен быть ученым, чтоб по крайней мере не петь с чужого голоса. В противном случае нф часто вырождается в пустопорожние песни дилетантов. Даже в американской фантастике, где традиции не прерывались со времен Гернсбека, удачные произведения Научной Фантастики можно перечесть по пальцам. И связаны они в большинстве своем именно с учеными. Специфика жанра!
Кризис сегодняшней российской научной (в узком смысле этого слова) фантастики связан во многом с неприятием и невостребованностью данного направления читателем. Впрочем, так было до недавнего времени. Наглотавшись всяческих боевиков и магических схваток, читатель понемногу начинает ностальгически вспоминать старые добрые времена.
Научная фантастика еще будет в России. Иное дело, что ее никогда не будет много и уж тем более никогда более она не вернет себе ведущую роль.
Пройдет совсем немного времени и на полки книжных магазинов снова вернется научно-популярная литература, первые ростки которой уже пробились сквозь толщу боевиков и дамских романов. А уж поверьте мне на слово - иная монография читается куда как интереснее фантастического романа, наскоро "слабанного" на ее основе! Быть может даже появятся творческие тандемы писатель-ученый, или даже целые творческие группы. Кто знает?
Природа пустоты не терпит.
Я знаю одно. То, что все мы долгие годы называли советской научной фантастикой - по сути не существовало никогда. Сон разума в очередной раз породил чудовище.
Мы проснулись. 



 
 
 
  На главную страницу     № 15 часть 1    № 15 часть 2    № 15 часть 3    № 15 часть 4
 
Hosted by uCoz