ИнтервьюАндрей Лазарчук Интервью токийскому журналу «SF magazin» 1.Пожалуйста, расскажите о вашем пути в литературу.
Я часто задаю этот вопрос сам себе. Я не знаю ответа. это произошло из увлечения чтением, во-первых, и из острой нехватки книг, во-вторых. Два компонента соединились, и произошла химическая реакция. Кроме того, сочинение рассказов было моим ответом на достаточно скучную жизнь. Когда я понял, что это получается у меня весьма хорошо, я решил превратить увлечение в профессию. Надеюсь, что не ошибся.
2.Почему Вы пишете именно фантастику?
Я думаю, что выделение фантастики из всей литературы произведено неправомочно, и термины эти трактуются слишком широко. В моем понимании, за всё время работы я написал только два сугубо фантастических рассказа. Во всех остальных случаях я лишь использовал некоторые фантастические понятия и образы в качестве инструмента для раскрытия той или иной идеи. Иногда — редко — мне удается обойтись без применения этих инструментов, и тогда я особенно доволен.
Дело в том, что меня почему-то больше всего занимают проблемы, которые очень трудно решить с помощью обычных литературных приемов и повседневных образов, поэтому я просто вынужден использовать фантастический метод.3.Что Вы хотите выразить в ваших произведениях?
Я думаю, что просто пытаюсь разобраться в себе самом и в окружающих меня людях. Я не могу понять, зачем люди умирают. Я хочу знать, есть ли выход из безвыходных ситуаций. Как вести себя, встретившись лицом к лицу с Богом. Как жить, если ты заведомо знаешь, что жизнь не имеет цели и смысла? Как и почему человечество выжило и намерено выжить и впредь?
4.Пожалуйста, объясните мне понятие «Турбореализм».
Мы живем в вымышленном мире, который на 1/10 состоит из наших собственных впечатлений и на 9/10 из информации, приходящей к нам от других. Мы не можем контролировать эту информацию и не можем определять ее источник, поэтому мы вынуждены слепо доверять ей. «Турбо» — это литература нашего вымышленного мира, которая отчетливо понимает эту вымышленность и не разделяет так называемые «факты» и фантазию.
5.Над чем вы работаете сейчас?
Я заканчиваю большой и оказавшийся очень трудным для меня роман «Кесаревна Отрада между славой и смертью». Это достаточно странная смесь героической фэнтези, криминального романа и космогонического эссе.
6.Чем является SF сегодня? Пожалуйста, сообщите мне ваше мнение.
На мой взгляд, существуют два принципиально различных вида литературы, которые объединяются одним названием «Фантастика». Серьезная путаница возникает именно по этой причине. Проведем аналогию с живописью. Существуют художники, которые изображают окружающий мир так, как видят его. Это видение бывает иногда очень необычным. И существуют другие художники, которые рисуют картины других планет или портреты вымышленных существ. Но если в живописи эти направления различают отчетливо, то в литературе они продолжают существовать под общим названием. Я сам принадлежу к тем, кто использует фантастический метод изображения внутреннего пространства человека и окружающего пространства. В моем понимании фантастика — это увеличительное стекло или испытательный полигон для реального человека и человечества.
7.Почему так много российских SF авторов пишут о сегодняшних днях?
Я думаю, это происходит потому, что современная русская действительность есть фантастика, детектив, сатира и ужас в одном произведении. Это настолько интересно, что не хочется придумывать что-то другое.
8.Что Вы думаете о различиях между американской и российской SF?
Американская SF является литературой национального оптимизма, прежде всего. Американцам не пришлось пережить национальной катастрофы, как это случилось, например, в нашем веке с русскими и японцами. Для американской SF характерно отсутствие сомнений в природе добра и зла. Существуют, конечно, очень интересные исключения из этого правила: например, Филип Дик. Но в основном современная американская фантастика — это литература строго биполярного мира. Для современной же русской фантастики характерно сомнение именно в аксиомах. Любимое занятие русских авторов — вкладывать персты в раны. Я думаю, что сегодня американская фантастика замечательно освоила литературную технику, американцы пишут очень занимательно — но самые продвинутые американские авторы лишь робко касаются тем, которые исследовались русской фантастикой еще вчера.
9.Что Вы думаете о взаимоотношениях старой советской SF и современной российской SF?
Мое мнение: советская фантастика, а также русская фантастика недавнего прошлого были чрезмерно идеологизированными. Одна часть авторов отстаивала идеалы коммунизма или национализма, а другая часть создавала литературу сопротивления. Всего несколько лет, примитивная идеологическая нагруженность фантастики отсутствует. Но все еще остается глубокая вмятина. Сегодня развивается основанная на национальном фольклоре фэнтези, романы из альтернативной истории, а также произведения на религиозные и эзотерические темы — то есть именно то, что было запрещено цензурой при коммунистическом режиме. Думаю, что должно пройти еще несколько лет для формирования истинного «твердого ядра» русской фантастики.
10.Пожалуйста, сообщите мне, какова ситуация в российской SF сегодня.
Русская фантастика переживает сейчас время развития, и очень трудно предсказать ее будущую форму и сущность. Сегодня это злой, упрямый, талантливый, плохо воспитанный и скверно образованный подросток, который не признает авторитеты и чрезмерно уверен в своих силах.
11.Назовите Ваши любимые книги и любимых писателей, фильмы, музыку и т.д.
Так сложилось, что с детства я люблю и понимаю больше всего именно литературу. На второй позиции — театр, затем кино. Я очень плохо понимаю музыку. Мои отношения с изобразительным искусством очень трудны и странны — потому что я начинал когда-то заниматься живописью, а потом внезапно бросил по непонятной мне самому причине.
Есть немало книг, которые я мог бы называть как любимые. Все зависит от критериев выбора. Например, Достоевский слишком страшен, чтобы его можно было любить, но я восхищаюсь им.
Я попробую дать список авторов, которые, как я думаю, сформировали мое сознание и мое восприятие мира в разное время: Лермонтов, Меллвилл, Хемингуэй, Акутагава, Ремарк, Булгаков, Окуджава, братья Стругацкие.
Далее те, кого я считаю образцом мастерства для себя: Чехов, Морис Семашко, Юрий Давыдов, Виктор Конецкий.
Те, кем я просто восхищаюсь, но от кого не могу взять что-нибудь для себя: Пушкин, Достоевский, Диккенс, Фицджеральд, Кафка, Фолкнер.
Наконец, авторы, кто не входит в основной список, но кого я помню и перечитываю: Дюма, Хайнлайн, Кобо Абэ, Пол Андерсон, Буджолд, Конан Дойль, Филип Дик, Робер Мерль…etc…
Любимые фильмы: «Весь этот джаз» и «Кабаре» Боба Фосса, «Расемон» и «Семь самураев» Куросавы, «Сказка сказок» Норштейна, «Кин-дза-дза» Данелия.12.Почему Вы решили заняться именно литературой?
Вероятно, из-за моего упрямства и протеста. Мне казалось, что это будет самый лучший способ выразить свое отношение к окружающему миру.
В результате же получилась работа, которая меня сегодня совершенно устраивает: достаточное жалованье и нет необходимости использовать будильник.13.Кто Ваши читатели? На кого именно Вы ориентируетесь?
Это самые разные люди — от школьников до пожилых домохозяек. Я не знаю, что их объединяет. Я вообще очень удивлен, что мои книги имеют читателей 1*). Есть даже клубы читателей моих книг. Я не знаю этих людей, но меня восхищает их упорство, потому что читать мои книги — это довольно тяжелая работа.
14.Как Вы оцениваете свое место в сегодняшней русской литературе? И — в истории мировой литературы?
Я думаю, что не дело автора — оценивать свое место в витрине. Могу сказать только, что я не ожидал и не ожидаю бурного успеха. Я занялся литературой не для быстрого обогащения или известности. Я пишу для того, чтобы хоть немного понять этот мир.
=================================
Примечание от ред.:
1*) Семь лет назад:
— Вы не боитесь остаться совсем без читателей?
— <…>…при любом раскладе, думаю, с полмиллиона читателей наберется…… (ФЭНЗОР № 3 1/2, 1991, с.6)
Портреты незнакомцев
№ 2: Андрей Лазарчук
Алексей Караваев На пути к лету Пот.
Пот струится у тебя меж лопаток, водопадом изливаясь по позвоночнику. Пот злой, холодный, мерзкая производная страха.
Во дворе шум, ругань, бестолковые команды. Они боятся тебя. Правильно делают. Во двор ты не смотришь, главная опасность не там.
интересно, думаешь ты, почему правая ладонь с пистолетом никогда не потеет? Чрезвычайно злободневный вопрос.
Черная пасть подвальной двери волнами исторгает из себя предчувствие. Предчувствие чего-то настолько кошмарного, что твой напарник лишь краем глаза зацепив Это на переходе, потерял голос и сейчас медленно выцарапывает себе глаза, пытаясь стереть с сетчатки отпечаток этого ужаса.
А где-то гибнет твоя команда, и бешено, нарушая все правила, гонит машины группа прикрытия, прекрасно понимая, что не успеть.
Ты пытаешься впустить в душу Спокойствие, но там уже занято, там только Боль. Боль оглаживает тебя, шепчет в уши свои песни, но ты не понимаешь слов.
У тебя еще два патрона и тот, последний. И главное сейчас — успеть выпустить, благо промахнуться тяжело. Успеть хотя бы это…
Шаги.
Что ж, ты опоздал к лету.
Чтобы успели другие.
Эпизод 1. Возведение моста.
Какой все-таки интересный процесс — знакомство. За жизнь свою — пусть и не столь длительную — я прочел тысячи книг, и всякий раз поражался, как меняется отношение к двум совершенно абстрактным для тебя символам: фамилии и имени автора — до и после прочтения. Сперва ты лишь равнодушно укалываешь имя глазами, оно тебе ничего не говорит, твоей душе оно не нужно, но потом ты начинаешь читать, и… опять-таки автор не нужен тебе — ты погружаешься в текст, в буквенное действо. И лишь когда книга закрыта, когда ты переворачиваешь к себе титулом и читаешь эти два слова вновь… как все меняется!
В тот день эти два слова были: Андрей Лазарчук.
Кто помнит фантастическое книгоиздание на излете Союза, мерзко газетно-бумажное, по всякому сшитое и жутко оформленное, без сомненья помнит и четверку «оформительских» алмазов в этой груде полиграфического мусора — серию «Новая фантастика».
Просто поразительно как столь банальное название соответствовало истине!
Супер, иллюстрации, блестящие послесловия Переслегина подобно золотой оправе обрамляли сияющие тексты.
Баюкая в руках маленький томик, чрезвычайно приятный на ощупь, теплый, я прочел: «Здесь лес раздавался вправо и влево…»
Нет, совершенно сейчас не помню своих ощущений ни от «Колдуна», ни от «Аттракциона». Перед глазами неотвратимо возникает чудовищный мост, хищно ползущий к чужому краю пропасти.
Как весело всё начиналось, стебово. Петер привозит отснятый материал, строки несутся перед глазами — дальше! дальше! Совершенно восторгает фраза «…и был близок к оргазму, его просто успели вовремя отвлечь», тогда слово «оргазм» было для меня словом культовым, как и целый ряд (не столь уж длинный) других понятий, родных любому студенту.
Потом появилось странное чувство, этакая неуловимая растерянность. Где же наши? На чьей стороне автор? Вне всякого сомнения господин Гуннар Мархель был врагом, гадом он был. Но
Петер? Был совершенно невыносимый момент, когда провалилась попытка хоть как-то привязать описываемую реальность к реальности нашей.
Я тогда привык и любил однозначность. К структурам свой-чужой, хороший-плохой, добрый-злой.
Это была действительно НОВАЯ ФАНТАСТИКА.
К «Мосту Ватерлоо» мы еще вернемся попозже.
А пока, закрыв книгу, я уже совершенно другими глазами посмотрел на те самые два слова.
— Лазарчук, — сказал я себе. — Я тебя запомню.
Мы прощались на два года.
Интермедия: Размышления.
Очень странная фантастика. Во всех трех вещах элемент фантастического исчезающе мал, мал настолько, что эпизод с разговором о переправе через Стикс выглядит инородным куском, приходится делать над собою усилие.
Странное сочетание. Три вещи слабо соотносятся между собой. Можно, конечно, воспринимать «Колдуна» как пролог, а «Аттракцион» как эпилог, но как-то не получается.
Зачем нагорожен этот китайский огород, неужели лишь для того, чтобы показать приближение войны? Неубедительно.
И почему, почему Петер «опоздал к лету»?
Что-то не складывается.
Эпизод (без номера): Попранная реальность.
Объявился Андрей в странной ипостаси.
При помощи множественных ухищрений добыл я «Убик» Филипа Дика. Среди прочих достойных фамилий я обнаружил следующее «Перевод с английского Андрея Лазарчука».
Скажу так: после «Убика» я прочел много романов Дика, даже те, которые читать и не стоило бы. Но лазарчуковский перевод стоит особняком. И дело даже не в его отменном качестве. Дело в том, что один творец переводит произведение другого на тему, волнующую их обоих.
МАНИПУЛЯЦИЯ РЕАЛЬНОСТЬЮ.
Признаюсь, первый вариант этой статьи был решен как сопоставление манеры Дика и манеры Лазарчука. Получалось весьма изящно. Но внезапно мне вспомнился веллеровский «Ножи Сережи Довлатова», и работа была беспощадно похерена. Глупо делать выводы о сходстве двух людей, лишь потому, что они оба ездят на зеленых «Жигулях».
Тем паче, что следующие произведения были иными.
Эпизод 2. В конце месяца ожидается АПОКАЛИПСИС!
В альманахе «ZET» я впервые увидел фотографию Лазарчука. Она демонстрировала сурово-ироничного мужчину с пистолетом. Подпись под ней была вообще замечательная: «…что будешь делать, когда за тобой придут? Буду, говорит, отстреливаться…»
Будем знакомы, блин…
И лишь прочитав помещенный в номере рассказ «Священный месяц Ринь» я понял, что фотка не была выпендрёжнем. Рассказ был написан именно вооруженным человеком. И готовым отстреливаться.
Куда подевалась камерная неторопливость «Моста»? Повествование о последних днях месяца Ринь больше всего напоминает сжатую пружину, БОЕВУЮ пружину. Заостренный её конец обманчиво неторопливо качается перед глазами, металл её — органичный сплав мысли и действия, мгновенье… и спираль стремительно распрямляется, молниеносно проникая в мозг. Некоторое время, пока последняя фраза несется по зрительным нервам, ты сидишь неподвижно, с широко открытыми глазами:
~~кконцушелдвенадцатыйденьсвященногомесяцариньновыйденьнаступалтолькосвосходомсолнца…
В контрольном выстреле уже нет необходимости.
При некоторой доле фантазии в «Священном месяце Ринь» можно усмотреть истоки фантастики Лазарчука, то, что позднее выльется в «Иное небо» и «Там вдали, за рекой».
Динамизм повествования умело связан с реалиями и историей, загадки сидят друг в друге как матрешки, румяные и улыбчивые, и лишь когда вытягиваешь последнюю, с ужасом обнаруживаешь, что она скуластая и с косой.
Все три упомянутых мною произведения в той или иной степени, явно или нет, являются историей альтернативной.
Изящнее всего решено «Иное небо».
На мой взгляд, необходимо было обладать изрядным мужеством, чтобы написать такое. Да, был Дик (опять Дик!), но то была другая страна, другое время и другой писатель. Мне кажется, очень тяжело было додуматься до Рейха «с человеческим лицом», учитывая историю и чисто литературную традицию. Но это не главное… (Хотя и не мелочь. Подобное допущение позволило создать совершенно определенный эмоциональный фон, иной.)
Самое любопытное в другом. Поразительно, но реалии подыхающего Рейха июля 1991 года, если отбросить многие чисто технические элементы, связанные с реализацией авторского замысла, почти неотличимы от реалий подыхающего Союза. Как это не печально.
На переднем же плане битва с терроризмом. Сильно, сочно и без особых затей. Оригинальности тут не много. Живые герои, отягощенные злом, стрельба и прочая, прочая, прочая. (Не знаю, консультирует ли кто Андрея по поводу действий спецподразделений, либо он пишет это логически, но не могут два профессионала напиваться в ходе операции, нет?)
В совокупности же роман производит очень сильно и хорошее впечатление. Читается всё запоем (невзирая на брюзжание в предыдущих двух абзацах), да так, что по первому скоростному прочтению, проскакиваешь все авторские хитрости и изыски, второе прочтение открывает иные плоскости.
На заднем клапане супера «СМР» обнаружился невиданный зверь — «Турбореализм», основные черты — «жесткий, захватывающий сюжет и яркие сильные характеры». Тогда подобное определение не вызвало в моей душе никакого отклика. («Человек — двуногое существо, лишенное перьев» и общипанный петух в качестве ответа). Исходя из этой… э… классификации «Иное небо» — самое что ни на есть «турбо», а «Мумия» с «Теплом и Светом» — фигушки, иными словами, «турбореализм» — это не течение, а всего лишь манера. Позднее мы с вами попытаемся расчленить этого зверя.
«Все способные держать оружие…» мало добавили к колориту «Иного неба». Особой разницы никто не заметил, однако все заметили хвосты «Миссионеров». Многие решили, что «Иное небо» распухло ради банального гонорара. Вряд ли это так. По моему, «Все способные держать оружие…» — попытка примирить «Иное небо» как продукт «сюжета и характера» с новейшими постулатами теории «турбореализма».
Да что ж это за гад такой?Интермедия: «Турбо»
Помнится первые заявления Лазарчука о том, что он пишет отнюдь не фантастику, немало меня обидели. Как же так, думал я, один из лучших российских писателей, блестящий фантаст, прилюдно открещивается от жанра! Да что ж такое!
Внутри тут же возникло два голоса: хитроумный и рассудительный:Хитроумный (вкрадчиво): А какая тебе разница? Ты что, Лазарчука читать перестанешь?
Я (твердо): Нет! Дык… эта… (скребу в затылке)
Рассудительный (рассуждая): Если человек пишущий, на твой взгляд, фантастику, заявляет, что он фантастику, на его взгляд, не пишет, то за этим что-то кроется, так?
Я (неуверенно): Жидомасонский заговор?
Рассудительный: Попробуй встать на его место, понять, что вкладывает он в это определение.
Я: Гхм…
(Встаю на место Лазарчука). Зал. Полно людей. Мужчина со сцены: «Премию за лучший фантастический роман года получает… Андрей Лазарчук!»
(Перестаю вообще что-либо понимать)
Без всякого сомнения, критериев «сюжета и характера» совершенно недостаточно, поскольку под них подходит огромное количество произведений. Это чисто технические критерии. Быть может…
Пока я ломал над всем этим голову, в августовском номере «Если» появились ответы самого Лазарчука. Цитирую:«Турбореализм подразумевает следующее: наш мир, в основном, представляет собой коллективный вымысел <…>; непосредственно в ощущениях мы получаем малую толику информации о нем, <…> значительно же больше в виде сообщений, прошедших через многие руки. У нас нет возможности проверять истинность сообщений. <…> Таким образом, любое знание о мире может оказаться в равной степени и истинным, и ложным.<…>
Можно сказать так: турбореализм есть литература виртуального мира, в котором мы существуем».Мне все это представляется в высшей степени разумным, но…
Но из этого следует, что любая художественная литература есть турбореализм, любая.
Вот, блин.
Или дело в подходе? В том, принимает ли писатель основные постулаты «турбореализма» или нет? Но тогда очень тяжело по тексту понять, разделяет автор их, либо просто выдумывает от балды? И надо ли это понимать?Я (с болью): Не понима-а-ю! (Теряю сознание)
Хитроумный(ласково): Леша, солнышко, оно тебе надо?
Эпизод 3. Опоздавшие к лету.
Диву даешься, какими путями приходили ко мне части этой великой мозаики. «Путь побежденных» в журнале «Металлург» (Господи, неисповедимы пути твои!), «Приманка для дьявола» в сборнике «Мир увлечений» вместе с кулинарными рецептами и советами по художественной ковке, за «Солдатами Вавилона» я специально ездил в Москву.
«Солдаты Вавилона».
Удивительно красивая, остроумная, блестяще решенная вещь. Катарсис. Мало того, что Лазарчук выполнил чисто техническую задачу, соединив воедино предыдущие части цикла, но еще и наполнил роман совершенно оригинальными идеями и содержанием.
Первый раз я прочел роман, получил огромное удовольствие и почти ничего не понял. Это было так внове. Второе… третье… четвертое прочтение. Это как сад камней, с какой стороны не посмотри — одного камня не видно. Здорово.
Для меня «Опоздавшие к лету» — субстанция не однородная. Две вершины здесь — «Мост» и «Солдаты», ибо первая писалась душою, а вторая рукою зрелою.
«Колдун» и «Аттракцион» представляются мне структурами чуждыми циклу, или по крайней мере малообязательными.
А общая идея цикла, прекрасно выраженная в «Мосту Ватерлоо», является между прочим отличной иллюстрацией к вышеприведенной цитате по поводу «турбореализма». Есть реальность, грубо говоря, как таковая, голая. Гуннар Мархель создает новую реальность, не осознавая, что тем самым он создает свою реальность, причем все они являются реальностями равноценными, настоящими.
И как красиво все это и как просто сделал Лазарчук: при помощи обыденного кинематографа. Изумительно простое и гениальное решение. Поэтому остальные части цикла (исключая, естественно, «Солдат») поразили меня не столь сильно, хотя они последовательно иллюстрируют эволюцию средств манипуляции реальности посредством «мозгов и чувств».
В российской фантастике… э… простите, оговорился…
В российском турбореализме «Опоздавшие к лету» являются одним из немногих шедевров, умело сочетающим в себе как «жесткий захватывающий сюжет», так и «яркие сильные характеры».
Браво, Андрей Геннадьевич!Финальная Сцена: «Не понимаю!»
Прочитал написанное. К сожалению, портрета не получилось. Получились какие-то отдельные кластеры. Уж очень неоднороден в моей голове «виртуальный Лазарчук». Слишком уж сильны наложения его произведений. Слишком парадоксальны для моих процессоров многие его высказывания, чтобы проконвертировать все это в реальные образы.
И это классно. Ибо у нас, в этом «виртуальном» мире, только дубли простые.Я (жалобно): Все равно не понимаю! Турбо…
Хитроумный (устало): Тьфу! Оно вам надо?