журнал критики и публицистики
семечки
Липецкое оборзение фантастики
№ 16
лето 2001
(часть 1)
   Главная страница     № 16:   обложка      часть 1     часть 2     часть 3      часть 4
Редколлегия
Сергей Соболев
Алексей Караваев
Зампотех
Геннадий Соколов
 

КНИГИ, ФЭНЗИНЫ, РАССКАЗЫ ИЛИ ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ ПРЕЗЕНТОВАЛИ:

АЛЕКСЕЙ КОРЕПАНОВ (Кировоград)
ВЛАДИМИР ЛАРИОНОВ (Сосновый Бор Ленинградской обл.)
ВАЛЕНТИН СУББОТИН (г.Бобров Воронежской обл.)
СВЕТЛАНА ХИМОЧКИНА (г.Чехов Московской обл.)
АЛЕКСЕЙ ШВЕДОВ (Татарск Новосибирской обл.)
ОЛЬГА ФЕДОРОВА (Тверская обл.)
ОЛЕГ ЛОГАЧЕВ (Новосибирск)

СПАСИБО БОЛЬШОЕ!
 
 

Адрес для писем:
398058, Россия, Липецк,
15 микр-он, дом 21, кв.76,
Сергею Васильевичу Соболеву
Телефон: (0742) - 41-39-12 (вечером; спросить Сергея)
 baron@lipetsk.ru

На страничке
http://www.s3000.narod.ru/
можно найти предыдущие номера
 

Всеми четырьмя руками редакция приветствует принцип обмена печатной продукцией

*
Если не оговорены условия публикации присланных материалов, редакция считает возможным помещать Ваши статьи в электронном варианте фэнзина.

©  СЕМЕЧКИ,  2001

Мнения критиков по поводу того или иного художественного произведения редакция разделять не может по той простой причине, что невозможно прочесть всё. Дальнейшие перепечатки материалов в СМИ возможны только после разрешения, полученного непосредственно от автора статьи.
*
Тираж традиционный.
В номере около 131 тыс. буковок.
Сделано на майские
праздники 2001 года.
 



 
Содержание
 

Зернышки

Тема номера: КРИТИКА

Всё что вы думали о критике,
но стеснялись сказать.

На вопросы А.Караваева отвечают Б.Стругацкий, Э.Геворкян, С.Переслегин, К.Еськов, С.Логинов, В.Владимирский, О.Дивов, А.Шведов, А.Корепанов, В.Рыбаков, Г.Л.Олди, М. и П. Шелли, А.Балабуха, А.Лурье, Н.Ютанов, Г.Петров, С.Бережной, Р.Арбитман, Е.Лукин  ........... стр. 8
 

Шелуха

Рецензии
О.Федоровой, В.Владимирского, К.Каломенского, С.Соболева     стр.2

DOOMы о былом
Алексей Караваев
Герой и его окрестности    стр. 33

Последняя страничка
шутки
от Е.Харитонова, Д.Скирюка и В.Ларионова      стр. 36
 



 На обложке — картина Сергея Смолеевского
«Кордебалет с драконом»
Журнал оформлен пиктограммами Сергея Смолеевского. 
Энциклопедия Фантастики «Кольца дракона»
 
Сергей Соболев
Телепортация
 

После заброшенных сверхдержавами программ спортивно-космических соревнований по полетам на Луну, а скорее всего, после горького осознания сверхдлительности гипотетических перелетов даже к соседним планетам солнечной системы (не говоря уж о тысячах лет пути до ближайших звезд!), страждущие приключений, но не могущие отказаться от естественнонаучных представлений писатели обратили свой взор на никем формально не запрещенную мгновенную транспортировку, называемую в просторечии телепортацией.
Конечно, современное понимание телепортации далеко отошло от психокинеза в описании Чарльза Форта («Дикие таланты», 1932) и Альфреда Бестра («Тигр! Тигр!», 1956), в произведениях которых люди лишь усилием воли перемещают себя на громадные расстояния. Теперь, для большего наукообразия, нам нужны сложные машины и дорогостоящие компьютеризированные агрегаты. Так что сейчас телепортация в фантастике — это перемещение живых и неживых объектов из одного места в другое с помощью специального оборудования.
Не зря мы разделяем понятия «живые» и «неживые» объекты — в последние годы у писателей появилась жестокая тенденция из живых людей в процессе телепортации делать «объекты неживые». Таковы, например, телепортационные кабинки в рассказе Виталия Бабенко «Трудоустройство» (1981), с помощью которых правительство бесследно избавляется от лишнего населения.
У Александра Потупа «Эффект лягушки» (1976, публ. 1989) космонавты прыгают по гиперпространственным бета-туннелям, случайно обнаруженным во время опытов с концентрацией энергией. Оказалось, выходы из туннелей очень удобно расположены возле звезд, и можно даже найти звездочку с планетами-спутниками. Вот только жаль, что никто не предугадывает, куда занесет тебя «космическая канализация» — в обитаемый мир или окрестности черной дыры?
Сергей Лукьяненко в романе «Геном» (1999) улучшил эту идею изначально существующих туннелей: чтобы на выходе оказаться в заданной звездной системе, корабль должен влетать в туннель под строго определенным, заранее рассчитанным углом.
В сатирической повести Виталия Бабенко «ТП. Повесть пространственных лет» (1984, публ. 1988) принцип переноса в пространстве был открыт совершенно случайно ученым, проектировавшим машину времени. В.Бабенко описывает массу комических случаев и трагических ситуаций взаимодействия административно-командной системы и нового транспортного средства. Например, для поддержания искусственного дефицита и очередей на станциях телепортации, специалисты обманывают пассажиров, заявляя, что иногда каналы связи могут закрываться без предупреждения. Или наладили элитное снабжение пайками из спецраспределителей, минуя торговую сеть. По сути, «ТП» — единственная повесть в отечественной фантастике последних лет, досконально (и с юмором!) описывающая влияние этого эпохального изобретения на жизнь человечества.
В повести Любови и Евгения Лукиных «Монумент» (1983, публ. 1989) способность переноситься на расстояния совершенно случайно приобрел обычный человек по фамилии Недоногов. С ним происходят занятные казусы, связанные с законом Ломоносова-Левуазье «Если где-то что прибавится, то в другом месте должно убавиться»: если на месте, куда переносится тело Недоногова, находится мраморная скала, то в том месте, откуда он переместился, появляется точная копия Недоногова — из мрамора.
В романе Эдуарда Геворкяна «Темная гора» (1999) и в повести Василия Щепетнева «Марс, 1939 год» (1997) для мгновенного перемещения в пространстве используют какие-то модельки, точно соотнесенные с реперными модельками на Земле. Только если у Геворкяна принцип телепортации охраняют инопланетяне и особая каста людей-жрецов, то у Щепетнева телепортацию совершенно случайно открыл Попов — вместо принципа радиовещания.
С радио связано открытие телепортации и в рассказе Ю.Столпера «Звезды и полосы» (1999): американский астроном-любитель, изобретатель-самоучка, строил домашний радиотелескоп. Заодно открыл эффект телепортации и перемещения во времени, чем и пользуется для удовлетворения своих материальных (грабит по мелочам банки) и моральных (изучает доисторическое прошлое планеты) потребностей.
Есть и обратные примеры. Например, герои повести Александра Мирера «У меня девять жизней» (1965-67, сокр. 1969, добавл. 1995) сделали телепортационную машину для перемещения в сопредельные пространства. А после испытания оказалось, что ученые построили машину времени и перемещаются на несколько тысячелетий назад.
  



 
Рецензии

Ольга Федорова

Майкл Муркок. Летающие кочевники: Сборник. Сост. А.Лидин. Перевод Г.Весиной, Г.Корчагина. — М. ОЛМА-пресс, СПб. Изд.дом «Нева». 2001. 384с. ил [8]л. (Имена ЗФ). 5 т.э.

Все вроде бы на месте — оформление приличное, подбор атворов в серии неплохой, и даже иллюстированная библиография имеется. Вроде никаких ляпов быть не должно. Ан нет, оказалось, не книжка, а сборник приколов. Новости начинаются сразу же с титульного листа. Жирнющими буквами название на языке оригинала: «Flaer’s Namad». Может и правда эта книга выходила под таким названием, не знаю, но насколько мне известно, слово «кочевник» пишется все же через «о» — «Nomad». На обороте титульного листа в левом верхнем углу — индекс ББК 84.Р7/2 Рос-Рус/6. Это, если кто в библиотечной классификации не разбирается, означает «современная российская художественная литература». Интересно, с каких же это пор Муркок сделался российскоподданным? Он вроде бы в Техас переехал, а не в Тюмень. И зачем тогда внизу, под значком © имена переводчиков? С переводчиками, кстати, тоже не все понятно, но об этом попозже. Сначала о библиографии. Что ж, за неимением лучшего и это можно считать библиографией. Но я уж лучше буду пользоваться энциклопедией Гакова — ошибок там все-таки чуть поменьше. Да и полнота библиографии точно такая же — до 1992 года. Но ладно, гаковская энциклопедия вышла в 1995-м, но «Летающие кочевники», извините, уже в 2001-м. Это выходит, Муркок за 30 с лишним лет написал такую чертову уйму книжек, а следующие лет 8 дурака валял, что ли? Да нет, писал, и немало — в первом томе «северо-западной» «Саги об Эльрике» (кстати, вышедшем в в 1998-м) много всяких названий приводится, вплоть до 1997 года. Здесь же после 92-го — как отрезало. Иллюстрации — особая песня. Такое впечатление, что Муркок кроме «Саги об Эльрике» почти ничего и не написал, а кроме Майкла Уэлана его почти никто и не иллюстрировал. Три четверти иллюстраций изображают бледных меченосцев «с глазами кроликов», варьируются только позы и степень обнаженности. Вполне достаточно, чтобы заработать стойкую идиосинкразию и к Муркоку, и ко всем его иллюстраторам. И на закуску о переводах. В выходных данных переводчиков двое — Г.Весина и Г.Корчагин. В содержании все переводы приписаны одной Весиной. Что же тогда Корчагин делал? Названия в библиографии переводил? Ну и плохо он их перевел! «The Bane of Black Sword» — это не «Битва», а «Проклятие Черного Меча», «The Sundered Worlds» — это не «Темные», «Разлученные миры», и т.д., и т.п. Да и с Весиной тоже не все чисто. Заглавная как бы повесть (из трех не связанных между собой частей) выходила уже в «северо-западном» сборнике «Пес Войны и боль мира» и точно в том же переводе, хотя и под названием «Воины Зилора» — только там переводчиком почему-то указана Я.Забелина. Если одна из этих фамилий — псевдоним, хотелось бы знать, какая именно. Если обе настоящие — налицо явный случай так называемого плагиата.
Скажу напоследок о хорошем. Эти ляпы, мелкие и покрупнее, способны испоганить впечатление от книги, но в целом читателю все-таки важнее содержание. А оно не такое и плохое, как можно ожидать. Две последние вещи — роман «Черный коридор» и рассказ «Расточение страсти» на меня произвели очень даже приятное впечатление. В прежнем переводе это была такая чушь. Я, помню, долго недоумевала, зачем автору понадобилось эту муть сочинять, а переводчику излагать по-русски. Оказалось — вовсе и не муть, вполне приличный роман, а рассказ и вовсе замечательный. Может быть и «Джерри Корнелиуса» наконец в нормальном переводе. А еще лучше — «Глориану».
  


Сергей Соболев

Дмитрий Быков «Оправдание». М. Вагриус. 2001. 300 стр. 5 т.э.

Главный герой романа «Оправдание», парень по фамилии Рогов, ищет оправдание бессмысленным репрессиям тридцатых годов, в ходе которых бесследно сгинул его дед Иван Скалдин, доцент сельскохозяйственной академии, выращивавший где-то там тихой сапой пшеницу слегка повышенной урожайности и редкостной морозоустойчивости в условиях забытого Севера. Судьба забросила Рогова на исторический факультет, где он несколько учился. Да как-то все из рук вон плохо, если даже в девяностых годах лелеет думку о частичном оправдании красной жатвы репрессивного аппарата НКВД. «Я всегда догадывался, что нельзя просто так перемолотить столько народу. Был какой-то смысл, и мне кажется, я нашел его» (с.140).
Сначала автор продвигает метафизическое объяснение в духе государственного вампиризма: имперскую праздничность тридцатых годов «только и могли подпитывать непрерывным отбором веселых и сильных людей, исчезавших неизвестно куда» (с.26). (Подробнее см. об этом в «Мумии» А.Лазарчука и «Зомбификации» В.Пелевина).
Но это все сентиментальщина, найдено и более рациональное объяснение террору. Мол, не всех сынов Отечество похерило, некоторых, особо выносливых, не оговаривавших в ходе следствия себя и знакомых, отнюдь не расстреливали, а ссылали в Сибирь, в спецлагеря, где ковался человек нового типа, человек морально устойчивый и титанически выдержанный. Гвозди делали из этих людей, как сказал бы Маяковский. Вот их и делали где-то в сибирской тайге, муштровали в военном искусстве, учили всем видам единоборств и прочая.
Таким образом, в стране параллельно существовало две армии. Мирная и тупая, где служат идиоты — основная, парадная и нарядная. Вторая армия была резервная, на случай войны — сплошь из смертников, из нерасстрелянных.
Одно из таких секретных поселений готовило диверсантов и супербойцов для латания дыр в зияющей обороне Советской Армии. Двадцать восемь панфиловцев? Из тех, из сибиряков. Александр Матросов? Опять же, перекованный в бойца человек. Оказывается, вовсе не Жуков руководил обороной Москвы, а переделанный человек Грохотов.
Такая вот невеселая криптоистория получилась. Собственно, из-за этой самой крохи роман и отнесен к «фантастическому». И сюжетной линии в романе особо не наблюдается, и монологическая речь не способствует усвояемости текста, что прямо противопоказано для динамичного жанра.
Но одно видно четко — нет никакого оправдания репрессиям. Ни инфернального, ни рационального.  


Василий Владимирский

Есть ли золото в Тяжелых Горах?

Кресс Феликс. Сердце гор: Повести. Пер. с польск. К.Плешкова. — СПб.: Азбук , 2000. — 400 с. — ISBN 5-267-00228-3.

Много лет отечественный читатель знал польскую фэнтези только по книгам Анджея Сапковского — так же, как польскую НФ по произведениям Станислава Лема. Непонятно, пыталось ли издательство "Азбука", выпуская трехтомник Феликса В.Креса, переломить сложившуюся ситуацию, — или наоборот, снять пенки с популярности у российских фэнов земляков писателя. Результат получился не то чтобы неожиданным, но довольно… э-э-э… своеобразным.
Повести и рассказы из производственно-романтического цикла, составившего сборник "Сердце гор", повествуют о невеселой и опасной жизни горной провинции, расположенной на границе могущественной империи. Что до населения этой провинции, то состоит оно исключительно из легионеров, вяло гоняющихся за разбойниками, разбойников, столь же вяло отбрыкивающихся от наскоков легионеров, нескольких легендарных личностей, придерживающихся вялого нейтралитета, да негуманоидов-Стервятников, ненавидящих всех двуногих без разбора. Мирные землепашцы или, скажем, пастухи отсутствуют здесь как вид: каждый обыватель вечно при оружии и готов в любой момент пустить его в ход.
Как ни странно, главным героем этой суровой фэнтези оказывается женщин . По классификации Елены Первушиной почти все героини в фантастике делятся на четыре категории: девочки, валькирии, интеллектуалки и железные леди. В цикле о Тяжелых Горах Феликс Крес вывел типичную героиню-валькирию, да еще с таким послужным списком, что ой — медаль "за мужество" повесить некуда. На глазах читателей она, Каренира , проходит путь от зеленов того подсотника легиона до Охотницы, живой легенды провинции, супруги одного из знатнейших аристократов Империи. Как классическая "валькирия", во всех ипостасях она остается "своим парнем" как для разбойников, так и для солдат империи. А также — непримиримым врагом Стервятников, искалечивших ее в юности. Уничтожение этих разумных птичек становится для девушки идеей фикс, благодаря которой Каренира то и дело вляпывается в разные малоприятные истории со счастливым концом.
Между тем, Стервятники — не единственный вид негуманоидов, населяющих Империю. Здесь живет еще как минимум одна нечеловеческая раса: разумные Коты. В отличие от Стервятников, Коты мирно сосуществуют с людьми. Более того, кот-аристократ Л.С.И.Рбит, "правая рука Басергора-Крагдоба, короля гор и вождя разбойников" — один из любимых героев Феликса Креса, фигурирующий во всех произведениях сборника.
А вот мужчинам у Креса не повезло. По крайней мере, в "Сердце Гор" они всегда где-то на вторых-третьих ролях. Даже самые романтические герои по своей значимости явно не дотягивают до Карениры. Ума не приложу, откуда такая дискриминация по половому признаку — непохоже, чтобы Крес особо увлекался идеями феминизм . Наоборот, все без разбора персонажи именуются у него "вашими благородиями" — мужчины, женщины, коты, сотники, командиры троек, представители имперского Трибунала… Ужасно достает, между нами говоря. Есть, правда, одно эпизодическое "ваше высочество", но этим все разнообразие обращений и исчерпывается. Как они там друг друга различают, ума не приложу.
"Сердце Гор" читается довольно легко, хотя написано и без особых изысков. Грязь и кровь не пугают автора, он не пытается представить войну в виде бесконечной череды пышных рыцарских поединков. Но и штампов, характерных для фэнтези, в этой книге хватает. Например, в первой же новелле героиня заводит со своим более опытным спутником разговор о Котах за пять минут до того, как отряд сталкивается с одним из представителей этого не слишком распространенного племени. Вообще диалоги героев — не с мое сильное место Феликса Креса. Слишком часто обмен репликами выполняет здесь чисто служебную функцию: например, герои вступают в перебранку лишь для того, чтобы быстренько познакомить лопуха-читателя с некими фактами, необходимыми для понимания дальнейших событий.
Словом, это, конечно, не Анджей Сапковский. Скорее, нечто среднее между поздним "Черным отрядом" Глена Кука и Робертом Говардом. Смесь забористая, но явно на любителя.  


Сергей Соболев

Эдуард Геворкян «Правила игры без правил». М. АСТ. 2001. (серия «Звездный лабиринт»).

В сборник старых повестей и рассказов московского писателя-фантаста Эдуарда Геворкяна вошли вещи старые и новые, апробированные, не раз печатавшиеся в сборниках и периодике, и от того чрезвычайно интересно смотреть на них под одной обложкой. В «четвертой волне» отечественной фантастики не принято было много писать — один-два рассказа в год, повесть — чуть ли не в пятилетку, а о романах и вообще речи быть не могло. Печатали-то в основном по научно-популярным журналам и редким антологиям, книжного бума никто и представить себе не мог (об этом, кстати написано эссе «Бойцы терракотовой гвардии», помещенное в сборник). Тем интереснее читать книжку, собравшую под одной обложкой разновременные произведения, написанные от 1973 до 1996 года.
Заглавная повесть, «Правила игры без правил», привлечет любителей динамичного и остросюжетного чтения: инспектор по школам и приютам натыкается в детдоме закрытого типа на странные распорядки, приличествующие скорее элитарным армейским подразделениям, нежели пенитенциарному заведению для подростков. То пушку в мехмастерской на уроке труда они делают, то каратэ изучают, а уж на полигоне такие стрельбища устроили… В ходе расследования выясняется, что воспитание в интернате имеет целью не возвращение малолетних преступников к полезной деятельности, а, напротив, ставит задачу перековать их в универсальных киллеров: ведь во всей галактике нет расы, более приспособленной для убийства… Поразительно, но повесть, написанная почти двадцать лет назад, читается и сейчас на одном дыхании. Не зря в 1983 году она получила приз «Великое кольцо», присуждаемый по итогам голосования КЛФ страны, и была даже издана в ФРГ отдельной книгой.
Повесть «Черный стерх» написана, как сказали бы сейчас эстеты, в диковской манере: злой колдун закидывает четырнадцатилетнего мальчика в иной мир, где нет ничего надежного, все рушится, крушится и тотчас же восстанавливается, и где каждый встречный-поперечный оказывается тем самым ненавистным колдуном.
Лирическая история «До зимы еще полгода» не напоминает ни одно из вышеперечисленных произведений, но несомненно понравится любителям «городской сказки»: во дворе дома выпал снег. Заурядное событие было бы событие, если б только на дворе не стояло жаркое лето. Да еще и следы на снегу каждый жилец оставляет свои, особенные — стукач семенит собачьими лапками, за влюбленной мадам — остается нотная запись скрипичной партитуры, а завскладом оставляет истории четкие рублевые отпечатки.
«Прощай, сентябрь» описывает любопытную социальную систему, при которой за провинности человека полную ответственность несет… его учитель и воспитатель.
«Чем вымощена дорога в рай» рисует утопический мир с плановой экономикой, во главу угла которой поставлено три задачи: Продовольствие, Педагогика, Порядок. С голоду никто не умирает, рожать разрешают только после строгих генетических проверок (и так уже двухголовые собаки бегают), воспитывают детей все лучше и лучше. Планету поделили на сектора, каждым районом заведует свой чиф… К такому устройству пришли не сразу, жизнь заставила: половина населения Земли вымерла после пандемии 2034 года, но кое-как выбрались, однако каждая новая техногенная катастрофа рискует подвести черту под существованием рода человеческого.
Одно из любопытнейших произведений сборника — эссе «Бойцы терракотовой гвардии» — начинается с воспоминаний о семидесятых годах, когда нынешние фантастические мэтры были молодыми и только учились писать рассказы. Мемуар не был бы мемуаром фантастическим, если б Эдуард Вачаганович не закрутил его вокруг любопытной идеи: есть, мол, у каждого государства своя Душа, определяющая характер и привычки своего народа, но иногда, по причине вмешательства разных сил, страны душами меняются, и получается невесть что. Прорубит, например, Петр Первый окно в Европу, а русская душа возьми и испарись, а место ее занимает душа китайская… «Все мы — китайцы», делает вывод один из персонажей, поэтому-то никакие европейские модели социального устройства у нас не приживаются.
Если продолжить рассуждения по схеме, предложенной Э.Геворкяном, можно найти и то место на глобусе, куда ретировалась общероссийская духовность. Нет, российская государственная душа не переселилась в Китай, а, будучи изгнана мистиком Сунь Ятсеном, перешла к антиподам, и воплотилась в странах Латинской Америки. Доказательством тому служат занятные параллели, найденные несколько лет назад В.Андреевым при изучении латиноамериканской литературы. Особым специалистом быть не надо, факты лежали на поверхности, надо было только их сопоставить:
А.С.Пушкин родился в 1799 году, Х.Л.Борхес - 1899. Ю.М.Лермонтов - 1814, Х.Кортасар и А.Бьой Касарес - 1914, Л.Н.Толстой - 1828, Г.Г.Маркес - 1928…
Интересно, в какой же стране пару лет назад родился Гений XXI века?



Андрей Питиримов

Ложка дегтя в бочке меда

Сергей Куприянов «Пляжи Парфии» // ЕСЛИ 1’2001, с.83-126

Не любят наши российские фантасты писать короткие повести и рассказы, ведь за роман можно получить гонорар гораздо весомее, а мысль выдать в нем, которую и на рассказ-то не хватит.
А вот журнал «Если» наоборот, печатает короткие произведения, призывает писателей к такому творчеству, даже заказывает повести и рассказы отечественным писателям. Иногда тем удается порадовать читателя, а иногда и нет. Вот и в № 1 за этот год была такая попытка у писателя Сергея Куприянова — повесть «Пляжи Парфии».
Как вы думаете, будут ли смотреться наспех подшитые, местами дырявые валенки на одной витрине с модельными туфельками? Редакция «Если» думает, что еще как будут!
До сих пор я не понимаю, чего она добивалась, ставя в один номер с произведениями Саймака, Эффиннджера, Кадиган эту, мягко говоря, слабую повесть. Допустим, не было в редакционном портфеле ничего от наших, ну и не надо было ничего пристраивать, достаточно в этом номере статьи Евгения Лукина. (Вот уж у кого действительно крутая вещь получилась, талант филолога неисчерпаем, в чем убеждаешься, прочитав очередной шедевр на злобу дня.)
В новой повести Куприянова есть все, чем изобилуют современные российские детективы. Это и немудрено, если учесть, что со времени последней встречи с читателями автор выпускал только детективы.
Где вы видите на «Пляжах Парфии» чудо? Где тайна? Где достоверность? Впрочем, с достоверностью все нормально: герой с умопомрачительными полномочиями и возможностями; наркотики; драки; пьянки; девицы легкого поведения (хотя отмечу отсутствие постельных сцен) — все реалии наших дней вывалены перед читателем в большую кучу. Если мы уберем чужую планету и чудеса техники, то получим небольшой детективчик, ну никак не претендующий на публикацию в престижном журнале фантастики.
Да, я соглашусь с упреками в мой адрес — в других, зарубежных произведениях этого номера не везде чисто и гладко — не оригинален сюжет Макинтайр и Маккена, но зато как эти и остальные рассказы написаны!
К примеру, рассказ Джанет Каган «Революция щелкунчиков» заслужил «Хьюго»; в рассказе Эффинджера отлично показан крик души зажравшихся заокеанских обывателей; оригинальную теорию происхождения «ангелов» мастерски описывает Пат Кадиган. После всего этого (тогда эффект будет сильнее) прочитайте-ка «Пляжи Парфии». Невооруженным взглядом видно, что повесть написана второпях, сюжет излишне затянут, а ближе к финалу, видимо, исчерпав лимит отведенных страниц, автор заставляет героя быстренько выбить правду-матку из недруга и огорошить читателя обилием открывшихся жаренных фактов.
Но разве не сам Куприянов признается в этом же номере «Если» (с.302): «Для создания фантастических произведений нужно особое настроение. К тому же фантастический сюжет не придумывается, а изобретается, почти рождается»…
Напоследок — вопрос на засыпку всем читавшим «Пляжи Парфии»: видали ли вы где-нибудь, чтобы наркоманы со стажем (а именно такими по сюжету являются все жители Парфии) вели продуктивную деятельность на благо общества — готовили пищу, обслуживали клиентов в ресторане. Стирали им бельишко и чистили ботинки? Лично мне ясно видится, что герой повести, спустившись на планету, сразу увидел бы толпы слоняющихся без дела блаженных туристов и "аборигенов".
Но что это уж я в самом деле такой привереда? Это же — фантастика, чуду, чудо вседозволенности…


Кальян Каломенский

Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». СПб. Азбука. 2000.

«Франкенштейн» - это одна из самых известных книг начала 19-го века, но при этом славе ее не позавидуешь. Хотя Франкенштейна знают почти все, многие, почти абсолютное большинство, знают не того Франкенштейна. И знают по многочисленным экранизациям, все из которых, кроме двух с оригиналом не имеют практически ничего общего. Первая из них – фильм Кеннета Браны, поставленный точь-в-точь по книге. Вторая – «Освобожденный Франкенштейн», в основе которой лежит книга Брайана Олдиса. Но надо сказать, экранизация бездарна и портит книгу и тем самым порочит имя ее автора, Олдиса то есть, но при этом портит и имя Мэри Шелли. Утвердившееся уже представление о книге в миллионах умах во всем мире звучит примерно так: жил-был Франкенштейн, он был чудовищем под три метра ростом, физиономия у него была ужасная, бледная и заплатанная, да еще из висков торчали два винта, гвоздя или хотя бы болта. Так то оно так, да только этот Франкенштейн – всего лишь чудовище, монстр, творение настоящего Франкенштейна, имя которому Виктор. И книга повествует не об ужасающих перипетиях борьбы с монстром (такой зубодробильный ужастик с трупами и кровью, а еще с погонями, постоянно незаводящимися в нужное время машинами, хватающими вас за ноги мертвецами, когда вы проходите мимо и прочая штамповщина), а трагедия ученого, достигшего цели всей своей научной работы, а к тому же и всей жизни, и содрогнувшегося от содеянного. В мировой литературе это можно считать первым трагическим столкновением науки и человека, здесь впервые ставится вопрос ценности человеческой жизни по сравнению с ценностью научного открытия, вопрос внешнего по сравнению с внутренним. Встречают по одежке, а провожают по уму, так и безымянного монстра все встречали по одежке (а она у него была достаточно отталкивающей) и оказывали ему соответствующий прием. Это трагедия не только Виктора Франкенштейна и его окружающих, но и его творения. Это трагедия одиночества, трагедия противостояния всему миру в одиночку, трагедия изгоя – типичная для романтизма.
По праву это произведение называют первым научно-фантастическим. Действительно, если не брать во внимание трудов обоих Бэконов (живших совершенно в разное время, но высказывающих на удивление сходные мысли), это произведение можно со всей смелостью назвать первым гуманистическим в научной фантастике. Ведь о чем будет потом беспокоиться Жюль Верн? Об открытиях? Да. А о людях? Нет, единственное, что он с ними будет делать – это засовывать в консервные банки различной прочности. И не важно, необитаемый ли это остров, подводная лодка или же воздушный шар. Верн всегда будет делать своих героев закрытыми от окружающего мира, будет возводить непреодолимые стены между ними и окружающими. Но при этом он будет с полной уверенностью считать своих героев счастливыми. Пусть они ропщут иногда на словах на свое одиночество, но это одиночество преднамеренно, а их ропот – всего лишь показуха, как в баптистской церкви. Одиночество у Шелли – совершенно другого рода. Оно нечаянно, случайно, непреднамеренно, но от этого еще более непреодолимо. Когда вы сами воздвигаете вокруг себя стены, вы знаете все их секреты, знаете, какой лазейкой можно воспользоваться, чтобы совершить побег. Когда же стены воздвигнуты не вами, вы бессильны. Такие стены воздвиг Виктор вокруг своего чада. А когда вы воздвигаете такие страшные стены, что сердце ваше сжимается и кровоточит, вы прикрываете глаза, даже отворачиваетесь, вы никогда не сможете к ним прикоснуться. Вы боитесь, ведь для того чтобы разрушить созданные вами стены, вам сначала надо обзавестись не менее страшным орудием. Такого орудия Виктор боится больше огня, что и становится причиной гибели всех его близких людей. Он видит только один выход: уничтожить собственное творение, освобождать его он не в силах.
Если Прометей знал, какие последствия будут иметь его действия, знал даже, что сам из-за этого пострадает, то Виктор только догадывался, в результате чего пострадал ни за что. Семь раз отмерь, а потом уж режь сколько хочешь, только не по вене.
Книга снабжена небольшой статьей Н. Дьяконовой «Английская проза эпохи романтизма», а также скромными комментариями.


Кальян Каломенский

Брайан Олдис «Освобожденный Франкенштейн». СПб. Амфора. 2000 (Новый век)

Эта книга практически никого не оставляет равнодушным. Кого-то она восхищает, кого-то просто бесит. Некоторые источники, в том числе и аннотация на задней обложке книги говорят, что это один из лучших романов Олдиса. Кто-то наоборот считает это почти бездарностью и мракобесием. Одним из таких «кто-то» стал критик Сергей Соболев. Постольку поскольку с его рецензией не составляет проблем ознакомиться, не станем повторяться. Сюжет практическими со всеми подробностями пересказан.
Что же конкретно раздражает Соболева в книге?
Первое. Почему же аборигены, то есть швейцарцы не проявляли агрессии по отношению к Боденленду и его автомобилю? Потому что страшно было. Прилетит сейчас к нам, предположим, сфероид. Что ж, мы на него не разобравшись с топором наскочим?
Второе. Почему же большой поклонник Мэри Шелли Олдис заставил трахаться Боденленда с Мэри Годвин? Может, он сам хотел с ней это сделать, но вот только неувязка во времени. Вот и послал к ней своего героя, на которого и спроецировал все свои тайные мечты. Может и так, но кого сейчас волнует, кто кого хочет трахнуть? Сексуальная революция вроде уже отгремела, сейчас даже реклама в детское время насыщена сценами, лет пятнадцать назад воспринятыми бы как порнография. Глагол «трахаться» и модное слово «секс» знают в детском саду. Может и там мальчики в тайне мечтают трахнуть свою воспитательницу, или какую-нибудь девочку. Но вот неувязка во времени! Еще годков десять надо ждать. А Мэри Годвин, между прочим, была достаточно миловидной девушкой, а в романе ей всего восемнадцать-девятнадцать лет. Она уже не девственница, Перси уже сделал свое дело. Так что же странного в том, что она трахается с отставным советником президента США? Это же романтика, ее принц в сияющих доспехах на сияющей колеснице прибыл из будущего – это Мэри поняла, а он к тому же и не дурак, можно было и влюбиться.
Третье. Нелинейность повествования во второй половине романа. А что тут странного? Боденленд (разумеется, не один) послужил причиной разрыва во времени, так почему же он не мог послужить причиной сумасшествия времени? А линейность, честно говоря, уже приелась, хочется чего-то нового, нельзя же кушать постоянно одинаковые романы о бесчисленных патрулях времени с простейшей схемой: кто-то нехороший отправился в прошлое, чтобы изменить настоящее и будущее, а потом кто-то хороший отправился туда же и предотвратил нехорошие последствия.
Четвертое. «Я бегу зла этого мира». Ну, неужели устаревшие обороты русского языка уже неизвестны и полностью забыты. Почему они вызывают только усмешку и недоумение, а не ностальгию? Хорошилище идет с ристалища на посмещище в мокроступах. Уже никто и сможет этого перевести на современный русский? Зачем забывать старое, хватаясь за что-то новое, очень часто иностранное? Перефразируя Евгения Лукина: «зачем нам горизонт, если есть небостык?»
Наконец пятое, последнее. Неактуальность. Роман Олдиса ведь не только пересказывает нам роман Шелли, он ведь вносит много нового. Это и проблемы искусства, освещенные в спорах Боденленда с Байроном и Перси Шелли, пресловутый вопрос политики в тех же спорах, это и столкновение светского общества девятнадцатого века с потребительским…
Но хватит об искусстве. Когда вы говорите красивее меня, мне завистно, когда хуже – мне грустно. Эту неточную цитату можно включать в любые сборники афоризмов. А много ли великих книг, из которых вырезали много афоризмов?  


Объявления
 
Юрий Флейшман
ищет статьи, интервью, фрагменты произведений Аркадия и Бориса Стругацких,
опубликованные в региональной и малотиражной прессе.
Ludeny@lpbl.spb.ru  192071, Санкт-Петербург-71, а/я 181

=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-
Ищу книги и журналы:
Михаил Первухин «Пугачев-победитель»
А.Днепров, Формула бессмертия. 1963
Виктор Колупаев. Пространство и время для фантаста. Философское эссе. Томск, 1994
Гаков Вл. Виток спирали. Зарубежная фантастика 60-70-х гг. - 1980.
журнал ФАНТАКРИМ-MEGA № 1’98 (25 выпуск) и № 2’92 и другие.
Кевин Уорвик. Наступление машин. М. Наука/Интерпериодика, 240с.
Книги С.Жемайтиса
М.Козырев. Пятое путешествие Гулливера. М, Текст, 1991, серия Волшебный фонарь
Олаф Стэплдон. Последние и первые люди
Р.А.Лафферти. Сб.рассказов
Стругацкие о себе, литературе и мире. Выпуск 3. Омск.
Т.Старджон. Соч. в 2х тт.
Урбан А.А. Фантастика и наш мир. Л, СП, 1972
Пишите: 398058, Липецк, 15 микр., 21-76, Сергей Соболев
  



 
 
    Главная страница     № 16:   обложка      часть 1     часть 2     часть 3      часть 4
Hosted by uCoz