Вячеслав Рыбаков
(Санкт-Петербург)
На фото: Вячеслав Рыбаков. Роскон-2001, Москва. Фото С.Соболева.
1. Критика! Кому как не писателю в полной мере ощущать ее воздействие! Какие Вы испытываете чувства, когда препарируют Ваши произведения? Когда рецензент не понял посыла, вложенного Вами в книгу, и с блеском разделался с "конструктом", созданным исключительно его, рецензента, воображением?
Дело в том, что фантастический вид литературы, к коему традиционно меня относят, напротив, отнюдь не избалован вниманием критики. Напротив. «Высокая» критика, упражняющаяся на главных произведениях так называемого «основного потока», фантастики не замечает вовсе, а если под горячую руку мимоходом ляпает что-то в ее адрес, то это делается настолько безграмотно и нелепо, настолько, что называется, «не подумавши», что это воспринимать иначе как со смехом нельзя. Ну, вот, помните, как в начале девяностых вдруг начали ведущие демократы от литературы поносить Стругацких за приверженность тоталитаризму, концепции «сильной личности» и невнимание к проблемам маленького человека.
С другой стороны, как бы профессиональная критика именно фантастики, сосредоточенная в сети, фэнзинах и иных включенных в «фантастическое гетто» изданиях ударилась в другую крайность и занята, как правило, чистой схоластикой типа «сколько ангелов может поместиться на острие иглы». Бурный обмен мнениями о том, правильно или нет изобразил некий автор действие некоего магического заклинания, или понадобится ли и впрямь надевать некие спецкостюмы при погружении в виртуальную реальность, а потом обнаруживать себя в них, заполненных собственными экскрементами — тоже ведь к ЛИТЕРАТУРНОЙ критике отнести нельзя. С прискорбием наблюдаю, как ущелье между двумя этими «критиками», совершенно разными, но одинаково не нужными никому, кроме самих со вкусом и сладострастием оттягивающихся критиков, становится все более глубоким, широким и непреодолимым. Именно то, что критик не вдумывается, а лишь оттягивается, вызывает то, что вы вполне верно назвали «непониманием посыла». За редкими исключениями его никто и не старается понять — задачу граждане ставят себе иную. А если кто-то пытается понять, то куда чаще это делают просто искренне заинтересованные в том, чтобы понять автора, а потом высказывающие свое мнение читатели, не обуреваемые комплексами полноценности и стремлением вскарабкаться на любую возникшую на горизонте вершину, попировать там и оставить для грядущих поколений опустошенную бутылку с записочкой внутри: «Здесь был Я».2. Сейчас нет недостатка в чрезвычайно жесткой, «негативной» критике в адрес писателей. То не о том пишут, то не так, то совершенно проглядели Интернет. На Ваш взгляд, чего ни в коем случае не должен делать критик или рецензент, разбирая произведение?
Думать о себе. И, как частный случай этого — пребывать в уверенности, что он заведомо умнее и эрудированнее писателя.
3. А возможна ли она вообще — объективная критика? Тысячи читателей — тысячи мнений. И какой она, по Вашему мнению, вообще должна быть — критика?
Ничего объективного в такой субъективной сфере, как искусство, в принципе быть не может. Опять-таки, у критики никак не может быть задачи сформулировать некое совершенно объективное мнение о чем-либо. Максимум, что возможно — но этот максимум и нужен людям — это продемонстрировать вот что: таким-то людям такое-то произведение кажется написанным вот о чем, и, исходя из этого, они видят в нем такие-то достоинства и такие-то недостатки. А вот таким людям кажется, что это произведения написано совсем об ином, и это иное получилось вот по каким параметрам, а вот по каким — не получилось. Любой критик — не более чем рупор определенной группы объективно существующей группы единомышленников (пусть они субъективно ни разу не встречались и знать не знают о существовании друг друга). Никакой критик не может претендовать на звание Господа Бога, все видящего сверху. Но в том-то и беда, что от лености ума, гипертрофированного мнения о своих интеллектуальных способностях и инстинктивного стремления везде видеть избитые концепции, на которых легче всего оттягиваться, такая критика будет видеть ЛЮБОЕ произведение написанным хрен знает о чем. В «Войне и мире» будут подвергнуты саркастическому поношению крайне слабо написанные сексуальные сцены, в «Пикнике» — неправильное употребление спиртных напитков или физическая недостоверность работы суставов у «живых мертвецов», а, скажем, в рыбаковском «На чужом пиру» — квасной патриотизм…
4. Как Вы считаете, полезна ли критика писателю? Ведь по меньшей мере наивно думать, что она заставит халтурщика писать лучше, а до инфаркта довести может вполне. Как известно были прецеденты.
Задача критики — обеспечить бесперебойное срабатывание обратных связей между писателем и читателями. Тому писателю, которому реакция читателей не важна, критика не нужна. А вот когда критик сознательно или полусознательно ставит перед собою задачу научить халтурщика писать лучше (были, как Вы верно говорите, прецеденты) или довести до инфаркта (тоже были, правильно) такая критика, разумеется, никому не нужна. Потому что не имеет к обратным связям ни малейшего отношения.
5. Сейчас в редкой книге есть предисловие, справка об авторе или послесловие. В конце многих книг исчезло даже отчество писателя. Не говорит ли это косвенно о некотором кризисе критики, когда издатели совершенно не видят смысла вкладывать в нее деньги? Не вредит ли это в какой-то степени самому писателю?
Все, о чем Вы упоминаете в этом вопросе — лишь частные случаи общей нашей нынешней тенденции. Она состоит в усыхании и зачастую полном исчезновении уважения друг к другу. Вообще человека к человеку, вне зависимости от того, писатель это или кто. А отсутствие взаимного уважения вредит всем. Всему обществу. И, в свою очередь, является следствием, признаком куда более серьезных социальных болезней, о которых здесь говорить не время и не место.
Генри Лайон Олди
(Харьков)
На фото: Генри Лайон Олди. «Звездный Мост-2000», Харьков. Фото В.Ларионова.
1. Критика! Кому как не писателю в полной мере ощущать ее воздействие! Какие Вы испытываете чувства, когда препарируют Ваши произведения? Когда рецензент не понял посыла, вложенного Вами в книгу, и с блеском разделался с "конструктом", созданным исключительно его, рецензента, воображением?
Мы испытываем искреннее удовольствие, интерес и бодрое урчание в желудке. По вполне понятным причинам: критик «препарирует» отнюдь не наше произведение. Он расчленяет и демонстрирует почтенной публике тот образ, который возник в его критической душе (сознании, интеллекте, афедроне; нужное подчеркнуть) по прочтению нашей книги. Поэтому критическая работа создает впечатление о самом критике в десять раз большее, чем о подлежащей разбору книге.
Когда мы работаем с текстом, мы не в состоянии логично оценивать его структуру, качества или фактор воздействия — мы находимся внутри, а не снаружи. Критик же находится снаружи. Способен (хуже или лучше) выстраивать логические цепочки, анализировать и делать выводы. Неважно, верные или неверные, радующие автора или обижающие. Мы ведь уже давно не романтические мальчики, чтобы страдать от наездов и краснеть от комплиментов. Нам критик интересен в той же мере, что и мы — ему.
Любой критик.
Хороший, плохой, умный, глупый...
Потому что он в первую очередь — читатель, а уже во вторую — критик.
А можно и с другой стороны: наблюдать за анализом и препарированием твоей души — любопытно, знаете ли… И полезно. Душа от этого только крепчает, как хороший коньяк.2. Сейчас нет недостатка в чрезвычайно жесткой, "негативной" критике в адрес писателей. То не о том пишут, то не так, то совершенно проглядели Интернет. На Ваш взгляд, чего ни в коем случае не должен делать критик или рецензент, разбирая произведение?
а) Переходить на личность писателя;
б) тонуть в собственном остроумии;
в) пытаться самовозвыситься за счет критикуемого текста;
г) быть тенденциозным, подгоняя анализ и выводы под заранее готовую (или заказную) концепцию.3. А возможна ли она вообще - объективная критика? Тысячи читателей - тысячи мнений. И какой она, по Вашему мнению, вообще должна быть - критика?
Критика просто должна — быть.
4. Как Вы считаете, полезна ли критика писателю? Ведь по меньшей мере наивно думать, что она заставит халтурщика писать лучше, а до инфаркта довести может вполне. Как известно были прецеденты.
Критика (не обязательно доброжелательная, но обязательно — конструктивная) бывает полезной. Более того, иногда критик открывает в творчестве писателя (или в отдельно взятом произведении) такие нюансы, подтексты и ассоциации, над которыми и сам автор раньше не задумывался, не замечал их. Это всегда очень интересно. И может подтолкнуть к новым мыслям, к сознательному использованию наиболее удачных, но не осознанных логически приемов и ходов; и наоборот — к избавлению от замеченных критиком реальных огрехов в последующих произведениях.
Но для этого критика должна быть умной и конструктивной. А автор — выносливым и огнеупорным. Плохо мотивированное тенденциозное охаивание или славословие со стороны субъекта критики, так же как и детские обиды объекта, приносят лишь вред.
К счастью, за много лет работы лично мы научились «фильтровать базар» критики в свой адрес. И не принимать близко к сердцу ни резко отрицательные, ни излишне хвалебные отзывы. Прекрасно сознавая, что все это мало соответствует «реальности, данной нам в ощущениях». Чего и другим желаем.5. Сейчас в редкой книге есть предисловие, справка об авторе или послесловие. В конце многих книг исчезло даже отчество писателя. Не говорит ли это косвенно о некотором кризисе критики, когда издатели совершенно не видят смысла вкладывать в нее деньги? Не вредит ли это в какой-то степени самому писателю?
Примерно года полтора назад мы задумались о том же. И предложили издательству ЭКСМО восполнить сей литературоведческий пробел в серии «Нить Времен», где публикуются Олди, Валентинов и дуэт Дяченко. Издатель отнесся к такой идее совершенно лояльно. Много книг вышло (и готовится к выходу) с послесловиями, предисловиями, цитатами из различной критики, очерками о творчестве данного автора, библиографическими списками и прочими материалами такого рода. Получается, издатель — если предложить ему готовый материал — вполне готов публиковать такие работы. Аналогичная история с журналами. Редкий журнал-альманах сейчас выходит без соответствующих разделов. И пускай большинство статей ангажировано, пускай наемные плакальщицы хором оплакивают кризис жанра, но ведь сам факт налицо?
Возникла другая проблема: реакция читателя. Многие отнеслись к эксперименту послесловий негативно. Говорили о бессмысленности литературоведения в целом, о разрушении их впечатления от книги, о несогласии, неприятии и отторжении критических статей внутри авторской книги. Исследовать причину такого отторжения мы не возьмемся, но факты однозначно говорят: оно существует.
Мэри Шелли, Перси Шелли
(Рунет)a. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется "глаголом жечь сердца людей". А в чем состоят задачи критики?
Во-первых, «сжигание сердец глаголом» — это определение литературы позапрошлого века. Кстати, позже были и другие определения, к примеру «ты словно колокол на башне вечевой» и так далее. В середине двадцатого века таких определений появилось еще больше — чего стоит один только постмодернизм с его «деконструкцией». Нам кажется, что все эти определения устарели. Ведь все они предполагают, что литература — это некое производство будильников, монополизированное кучкой людей, которые якобы больше других чувствуют и понимают, так что могут сделать это «чувствование» профессией. Получается эдакое распределение ролей: «вы пашете на заводе, а я за вас чувствую, после чего вы можете поесть пережеванной кашки моих чувств».
Нам кажется, что в XXI веке, и особенно с учетом Интернета и других «персональных технологий», литература вернется к тому, с чего она начиналась — то есть к письму от одного конкретного человека другому конкретному человеку или небольшой группе. Без идолов и без монополизации.
Именно так, кстати, относились к литературе во многих древних культурах — например, в древней Японии. Литература была формой общения и развлечения, а не конвейером макулатуры. В изборниках лучших японских танка нередко можно видеть стихи, написанные императорами, рядом со стихами безымянных монахов. То есть момент озарения мог испытать любой человек, и он мог поделиться этим с другими — без мыслей типа: «а что я напишу завтра, а куда я это продам». Вот такова и должна быть настоящая литература.
Задачи критики в этом случае тоже понятны: критика должна напоминать авторам, что они не работают на фабрике абстрактных будильников, что они не являются «лицензированными приемниками». Если продолжить нашу японскую аналогию, то критик должен выполнять примерно ту же роль, что сэнсэй на конкурсе танка: то есть указывать те тексты, которые «могут зацепить». Лучший критик XXI века будет, вероятно, очень субъективен. Например, он будет читать каждый текст как лично ему посланное анонимное письмо — то есть позволит себе узнать имя автора только после того, как составлено мнение о тексте.
Возвращаясь к глаголам, которые «жгут сердца людей», можно сказать, что критик XXI века должен быть тем Прометеем, который наконец разрушит литературную монополию и отдаст огонь литературы обычным людям для повседневного употребления.b. Сегодня добрые две трети критических материалов - рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги: книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же - мельчает критика?
Скорее, мельчает литература. Когда здание разваливается — как-то глупо водить вокруг него экскурсии со словами «посмотрите, какие пилястры!». Кроме того, критика видимо находится под гораздо большим влиянием стереотипов, чем сама литература. Ждут нового Толстого — и в ожидании динозавра часто не видят тех маленьких зверьков, которые бегают внизу и за которыми будущее.
С другой стороны, действительно, критика все-таки понемногу мельчает вслед за литературой. Разбивается привычка к некой единой морали, идеологии, стройной жанровой иерархии и т.п. Но маленькие зверьки под ногам динозавров все-таки бегают, вполне живые. Их нельзя не заметить совсем. Получается ситуация, когда «большой критики» нету, зато есть много «маленьких». Но плохо ли это? Так ли уж нужна большая «монопольная» критика — вот в чем вопрос. Нам кажется, что процесс идет именно в ту сторону, о которой мы говорили выше. Литература становится более разнообразной, более персональной — такой же должна стать и критика. Нам будущее видится так: отдельные группы «по интересам» будут иметь своих любимых критиков так же, как любимых ведущих на ТВ или любимых диджеев. Такая система действительно не кажется «серьезной» с точки зрения динозавроведения. Но она живая. Она обслуживает реальных людей, а не интересы абстрактных теорий литературы.c. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, "рынок" критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать "с миру - по нитке". Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это - обычный "расейский" подход или нечто иное?
Это во многом от попыток построить у нас капитализм в отдельно взятую пятилетку. На коллективную российскую ментальность очень хорошо наложилась рекламно-корпоративная ментальность примитивного рынка. Просто идолы стали немножко другими, и процесс поклонения им стал более ускоренным. Макулатурная литература — один из таких идолов. Конвейерное печатание «макулатуры» не предполагает задержек даже на ВЫЧИТЫВАНИЕ ОПЕЧАТОК, не говоря уже о предисловиях. Ну а вдумчивая критика при такой коммерциализации процесса воспринимается как анти-реклама. Потому вполне естественно, что вдумчивая критика как жанр вообще вытесняется жанром коротких восхищенных рецензий.
Хотя есть наверное и плюсы в такой смене ориентации. В принципе, это «первая ласточка» той новой критики, которая работает лишь субъективным указателем, а не железным законотворцем. Остается только отойти от глянцево-рекламного отношения к этому процессу. Скажем, сейчас в рецензии на Лукьяненко может быть написано «это настоящий киберпанк». Для одних людей это нормально, потому что они уже подсели на этого автора, а настоящих киберпанков никогда не читали; зато для более грамотных любителей фантастики это чистое рекламное вранье, потому что они разбираются в киберпанке. Другое дело, когда появятся специализированные рецензии типа «эта книга продолжает добрые традиции лукьянизма-крапивнизма» —тут уже не будет споров о связи лукьянизма-крапивнизма с киберпанком, потому что книга сразу будет адресована своей группе любителей и будет рецензироваться своим жанровым критиком.d. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Сложный вопрос. Вероятно, он может все — ведь автора-то не ограничивают, почему же критик должен ограничиваться? Кстати, очень смешно бывает наблюдать, как авторы раздражаются от того, что критик переходит на какие-то «личные темы», связанные конкретно с автором, а не с текстом. Считается, что это нехорошо — но ведь сам-то автор только и делает, что пишет о себе, о своих мыслях и чувствах! Так что критик вполне может перейти в персональную сферу.
Единственное, что мы можем предложить в качестве запрета — это запрет на повторы. Бывает, критик зацепится за некую скучную мысль — и повторяет ее в каждом абзаце. Вот это действительно плохо. Уж лучше короткий отзыв типа «это фигня», чем длинное разжевывание всех ошибок, выдающее в критике не меньшего графомана, чем критикуемый им автор.e. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как "творец и паразит". А как бы определили ее Вы?
Как летучая мышь и лабиринт.
Мы давно поняли, что очень часто из-за наличия писательского таланта человека ОШИБОЧНО наделяют и другими талантами. А в реальности чаще бывает ситуация «по одному таланту в руки»: автор, который хорошо генерирует тексты, не имеет вкуса для того, чтобы выбрать из этих текстов лучшее. Или наоборот: человек очень хороший литературный вкус, но сам ничего создать не может. Поэтому многим авторам на самом деле очень нужен отклик (хотя они сами этого могут и не понимать, особенно если среди их талантов есть «ослиное упрямство»). Сейчас литература по-прежнему очень далека от того возвращения к персонализации, о котором сказано выше. И обычные читательские отзывы, как правило, тяготеют к идолопоклонству. Между тем отзыв типа «Мне понравилось!» не несет никакой полезной информации для автора — если автор действительно задается целью исследовать мир и людей, а не просто заработать денег. Потому часто получается, что лишь реакция критики дает те отражения сигнала, которые автор ловит, чтобы понять, куда он летит.
Это, кстати, вовсе не означает, что он полетит именно туда, куда скажет критик. Возможно, что для автора это будет, наоборот, знак того, что впереди стена и что надо сворачивать. Хотя некоторые под воздействием критики действительно начитают двигаться не в ту сторону. Но это уже зависит от способности автора «фильтровать шумы». Что, вообще говоря, тоже является отдельным талантом. На этот случай писателю, кроме критика, нужна еще веселая подруга и хороший повар-китаец.
Андрей Балабуха
(Санкт-Петербург)
На фото: Андрей Балабуха. СПб, презентация монографии А.Бритикова. Фото В.Ларионова.
1. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется «глаголом жечь сердца людей». А в чем состоят задачи критики?
Я бы позволил себе с большой осторожностью отнестись и к первому определению. Во-первых, жечь — это, все-таки, как-то негуманно (невзирая на все уважение к первоисточнику). Во-вторых, чересчур амбициозно: я отнюдь не против амбиций, без них любой творец — не творец, но стоит ли уподобляться той собаке из древнешумерской басни, которая возжаждала перевернуть наковальню, а в конце концов опрокинула собственную плошку, причем была до чрезвычайности довольна результатом. Писатель — это прежде всего хороший рассказчик, умеющий придумать занимательную историю, увлекательно изложить ее, а уж намек сыщется во всякой сказке. И пусть оный намек разбирает, жечь ему или не жечь и что именно. И, кстати, почесывать людские извилины, на мой взгляд, ничуть не менее достойно, нежели палить ни в чем не повинную сердечную мышцу.
Теперь о критике. Хорошая критика (а о плохой — что говорить?) — это интересный и умный комментарий к увлекательному рассказу. Критик — он тоже рассказчик, из тех, что вовремя и к слову умеет сказать: «А кстати…» — только и всего.2. Сегодня добрые две трети критических материалов — рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги… книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же — мельчает критика?
Никоим образом. Это не от критиков, а от состояния издательского рынка. Покажите пальцем на того издателя, который себе в убыток начнет издавать серию критических книг (я одного такого знал — разорился бедолага, не успев до дела дойти, да иначе и быть не могло), и в указанном вами направлении ринутся одичалые стаи критиков с книжками под мышкой. Это во-первых. Во-вторых, критиков всегда меньше, чем писателей — так ведь комментаторов и должно быть меньше, чем рассказчиков (единственное исключение — Библия, у которой авторов не так уж много, а комментаторов за два тысячелетия накопились тьмы и тьмы).
3. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, «рынок» критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать «с миру — по нитке». Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это — обычный «расейский» подход или нечто иное?
Причина одна — нищета. Нищета финансовая, заставляющая до беспредель-ности удешевлять книгу, которая все равно получается в итоге достаточно дорогой, чтобы ее не могли купить все, кому надо и хочется; и нищета духовная, ибо подавляющее большинство нынешних издателей, мягко говоря, не отягощено избытком общей культуры (счастливые исключения, разумеется, имеют быть, но на то они и исключения).
4. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Поучать.5. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как «творец и паразит». А как бы определили ее Вы?
Прежде всего, критик — он и есть писатель. Как-то забывают у нас, что критика — не наука, в отличие от академического литературоведения (которое, замечу, в лучших проявлениях и само пребывает как минимум на грани изящной словесности), а жанр художественной литературы. Писатель же — тот, кто пишет, а не тот, кто пишет нечто жанрово определенное. Он может быть и прозаиком, и поэтом, и критиком, и драматургом, и публицистом, переводчиком (а то у нас ведь говорят порою: «писатель и поэт»!)… Именно поэтому мне интересно читать, скажем, критические эссе Честертона, который был и отменным прозаиком, и интересным поэтом. Так что никакой диады я здесь попросту не вижу, если только не рассматривать в качестве диад две руки, две ноги, два полушария… Ваш вопрос, увы, подразумевает тех несчастных, кто, не сумев создать ничего стоящего сам, кинулся поучать других. Но об этом — см. выше.
А насчет паразитов — так все мы, грешные, таковы. Еще Свифт писал:Натуралистами открыты
У паразитов паразиты,
И произвел переполох
Тот факт, что блохи есть у блох.
И обнаружил микроскоп,
Что на клопе бывает клоп,
Питающийся паразитом,
На нем — другой, ad infinitum.Мы паразитируем на кошельках ни в чем не повинных читателей. Но происходит это, заметим, к обоюдному удовольствию, и потому, очевидно, писатель, издатель и читатель составляют уникальную триаду паразитов-симбионтов. Гордиться этом или оплакивать сие — пусть всяк решает сам.
Александр Лурье
(Иерусалим)1. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется "глаголом жечь сердца людей". А в чем состоят задачи критики?
Тем же глаголом жечь сердца писателей. Или, как писал С.Лец про философию, «придать плоти немного сути». Если литература — рассуждение о жизни, то критика — рассуждение о литературе и ее месте в жизни. Это если коротко. А подробнее можно писать трактаты, чем и занимаются настоящие профессионалы.
2. Сегодня добрые две трети критических материалов - рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги… книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же - мельчает критика?
При всем уважении к конвентам (а вдруг когда еще пригласят на халяву?) отчеты о них к критике не имеют ни малейшего отношения, а должны публиковаться в рубрике «Светские новости». Разве что, если речь идет о качестве питания и условиях размещения, а также о личностях организаторов. Впрочем, и эта критика отношения к литературе не имеет, а скорее к вышеупомянутой рубрике. Как это у еще живого классика? «Это не к нам, это в медпункт!»
Появление рецензий куда более отрадно. Во-первых, это свидетельствует о наличии не только читающей, но и мыслящей публики. Во-вторых, это прекрасная трибуна для непрофессионалов, которые со временем смогут влиться в «бурный поток». В-третьих, это просто красиво. Что может лучше разогнать кровь по жилам, чем ироничная и точная рецензия г.г. Валентинова, Караваева или Соболева (перечисление не по значимости, а по алфавиту).
Российский критик, по моему мнению, сбит с толку еще более, чем обычный российский гражданин или писатель. Но если гражданин вручает себя инстинктам, а писатель их свистопляску по мере сил и умения отражает, работа критика невозможна без логического анализа и остранения. Российская критика не измельчала, она просто потеряла себя в вихре событий. После «Ока тайфуна» остались лишь развалины, сам Переслегин подался в альтернативную военную историю. Для того, чтобы появилась новое компетентное исследование, нужно, как минимум, разобрать завалы и вынести падаль.
Серьезные статьи появляются на уровне обобщений — от книги к истории, философии, социологии. В ситуации намеренного и временами хорошо организуемого хаоса, критик не в состоянии уйти от повседневности, абстрагироваться и воспарить до высот дедукции. Отказавшийся от суждений критик все равно, что бросивший дедуктивный метод Шерлок Холмс. И как уход на покой сыщика приводит к росту преступности, так бездействие критика дает возможность беспрепятственно плодиться графоманам и прочим литсорнякам. Таким образом, хаос не только не уменьшается, но и продолжает нарастать.
Позиция зарубежных критиков современной российской словесности, в том числе и Вашего покорного слуги, расположена над схваткой — они не связаны групповыми интересами, не заинтересованы материально и имеют все необходимое для объективного взгляда. Хочется верить, что в дискуссии с нами вырастут достойные оппоненты, которым удастся от статей перейти и к критическим монографиям.3. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, "рынок" критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать "с миру - по нитке". Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это - обычный "расейский" подход или нечто иное?
Литературная критика заключается не в писании на заказ вполне бессмысленных преди- и послесловий. В ней можно быть непрофессионалом, но невозможно — графоманом. Настоящий критик всегда пишет потому, что не может не писать. И его слово зачастую меняет литературу, а за ней и самое жизнь, покруче любой революции. Поэтому на критику нет и не может быть рынка. Печатный журнал не окупался бы и в застойные времена. Назрела идея создания такого бесцензурного журнала в Интернете. Он был бы и фундаментом для создания библиографической базы данных об авторах и прочих персоналиях.
Пренебрежительное отношение к авторам, боюсь вызвано не «расейским подходом», а специфическим, мягко говоря, уровнем творчества большинства. Из 10 книг в лучшем случае 1-2 заслуживают публикации, остальные видимо создаются на вес, по весу принимаются в издательствах и так же по весу сдаются распространителям. Трудно ожидать уважения поточно-штампованной продукции и ее производителям.4. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Надо вести себя так, как любой порядочный человек ведет себя в жизни.
Если расширить этот тезис, то нельзя — по мере нарастания — пасти народы, заниматься самообманом, кривить лицом и лизать задницу. Не стоит этого бессмертная душа.5. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как "творец и паразит". А как бы определили ее Вы?
Отношения симбионтов, причем критик-сапрофит не отделим от писателя. Писатель и критик не просто братья, это неразделяемые сиамские близнецы. Попытка отделиться вплоть до полного самоопределения ведет только к гибели обоих. Рыба-лоцман не может без акулы и наоборот.
Николай Ютанов
(Санкт-Петербург)
На фото: Николай Ютанов. Снимок позаимствован с CD Text Collection.
1. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется "глаголом жечь сердца людей". А в чем состоят задачи критики?
Научить читать.
В то числе: найти тенденции в развитии литературы, дать понять, что нет литературы «высокой» и «низкой», а есть «эксперимент» и «масс-культ», сопоставить тенденции эволюции литературы и общества, восхвалить :-) разумные книги, и не писать ничего о дряни, восхититься достоинствами и невысокомерно отнестись к недостаткам. И сделать это умно, весело, профессионально… Так, чтобы читалась критика запоем, а после чтения оной хотелось схватить все упомянутые книги и опять же читать, читать и читать. Поскольку научили.2. Сегодня добрые две трети критических материалов - рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги: книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же - мельчает критика?
Отчеты о конвентах категорически не могут быть критикой. А то, что критика перешла в рецензии — ничего удивительного: за что платят, то и пишут. При этом и рецензии все смотрятся как побочный продукт: лишь бы кто написал. Наблюдается отток критиков в литераторы: Роман Арбитман ушел в Львы Гурские, да и у Переслегина вышла фундаментальная книжища по военной истории «Тихоокеанская премьера». Группа авторов сохранились в сетевых проектах: Бережной, Владимирский, и «Если» держит хорошую банду «оценщиков из ломбарда», собранных Эдиком Геворкяном. Из старой гвардии Вл.Гаков пишет обзоры о Буржуинии. Обзоры читаются чудесно, если только не разбираться в обзорном вопросе.
Формально за последние несколько лет только «Если» и «оЗон» держали профессиональные площадки для литературной фантастической критики. Сейчас тему критики, благодаря энергии Г.Л.Олди, активно начал развивать Харьков. Но у них упор на своих украинских или примкнутых к их литературному агентству. Что предельно логично.
Что касательно книг, то это — чистый героизм либо авторский, либо спонсорский, либо издательский. Есть героизм — есть книга, нет героизма — ... Поскольку никаких гарантий в продажах она дает.
Критика не мельчает. Ее просто нет. На этом бизнесе прожить невозможно. Надеюсь — до поры до времени.3. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, "рынок" критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать "с миру - по нитке". Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это - обычный "расейский" подход или нечто иное?
Часть ответа — в предыдущем.
Как раз наоборот — в книгах АСТ участились вспомогательные материалы, а в книгах ЭКСМО они инициализированы харьковской группой.
А отчества писателей… Ну, не оказалось информации под рукой в момент передачи книги в типографию. Это сбои, основанные на «спокойном» отношении к ГОСТу.4. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Быть глупым. Высокомерно жевать одинокую мысль. Вообще что-либо делать высокомерно. Вытирать об автора галоши. Выпячивать свое я. Делать далеко идущие выводы совкового посола: что-нибудь вроде «недолитературы»… Список велик, как и список человеческих достоинств.
Точно знаю, что критик должен делать: читать те книги и быть осведомленным в творчестве авторов, о которых он пишет.5. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как "творец и паразит". А как бы определили ее Вы?
Творец и богослов. А паразитом может быть и критик, и писатель.
Георгий Петров
(Москва)1. Критика! Кому как не писателю в полной мере ощущать ее воздействие! Какие Вы испытываете чувства, когда препарируют Ваши произведения?
Когда это делают адекватно, когда препарируют действительно слабые места, когда делают это достаточно объективно, я готов заточить новый скальпель и держать его наготове, чтобы потом вложить в руку жаждущую произвести еще один разрез. Когда это делают субъективно, иногда это интересно, но иногда и грустно. Так что наблюдать за этим не всегда нужно. Можно просто игнорировать. Тем более, если препарирует человек, который сам ничего не понимает в вопросе, а скальпель держит как топор. А местами можно и повеселиться, бесплатный цирк дает представления не каждый день.
* Когда рецензент не понял посыла, вложенного Вами в книгу, и с блеском разделался с "конструктом", созданным исключительно его, рецензента, воображением?
Тут все намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Посылов хороший текст имеет как минимум два: первый - тот, который автор сознательно внес в текст, второй - тот, что он внес подсознательно. Причем второй тип может быть представлен не одним, а целым десятком посылов и их ответвлений. К этому можно относиться серьезно, а можно и с подозрением. В принципе такие посылы можно выискать и в любом "дешевом" чтиве. Взять наобум какой-нибудь дамский романчик и оттрактовать с позиции фрейдизма, потом, положим, с позиции Барта и так далее. Поэтому многие канонические тексты просто утонули в их трактовках. «Алиса в стране чудес» - отличный тому пример. Если уж не говорить о канонических текстах различных религий. Поэтому "конструкт", может даже "симулянт" рецензента может оказаться вполне любопытным, порой даже оригинальнее и глубже авторского. Особенно любопытно наблюдать скажем за препарированием какого-нибудь романа направления "А", проведенным рецензентом, придерживающимся направления "Б". Еще любопытнее, если этот рецензент сам является автором направления "Б". Так что современным критикам надо пожелать побольше инородной оригинальности и утренне-морозной свежести мышления.2. Сейчас нет недостатка в чрезвычайно жесткой, "негативной" критике в адрес писателей. То не о том пишут, то не так, то совершенно проглядели Интернет. На Ваш взгляд, чего ни в коем случае не должен делать критик или рецензент, разбирая произведение?
В первую очередь, подходить к произведению с заранее сформированным мнением. И не важно, личная это симпатия, или же презрение, и не важно как это самое мнение сложилось, любит ли критик издавна данного автора, или наоборот недолюбливает, но это все листочки, а стебельки в следующем: многие "критики" пишут свои желчно-восхваляющие труды, исходя из уже написанного, а сами к предмету препарирования-восхищения даже не подходили. Такой подход характерен для многих ярко выраженных "коммерческих" изданий, имеющих к литературе весьма отдаленное отношение. И касается это не только рецензий на книги, но и на музыку и фильмы. Критик разумеется должен учитывать и чужое мнение, особенно если это мнение является компетентным, но он должен вносить и что-то свое, а не пересказывать своими словами слышанное где-то и как-то, часто одним ухом, часто даже не своим.3. А возможна ли она вообще - объективная критика? Тысячи читателей - тысячи мнений. И какой она, по Вашему мнению, вообще должна быть - критика?
Оригинальной. Въедливой. Относительно объективной или хотя бы симулирующей объективность, а еще лучше - симулирующей субъективность. Литература построена на обмане. Критика должна быть приближена к литературе, но обман критики не должен быть явным.4. Как Вы считаете, полезна ли критика писателю? Ведь по меньшей мере наивно думать, что она заставит халтурщика писать лучше, а до инфаркта довести может вполне. Как известно были прецеденты.
Большинство авторов так или иначе интересуются чужим мнением. Так что критика вообще полезна. А какая лучше? - автора надо пряником кормить, но и в угол ставить иногда, даже чаще. Но смотря какого автора. В идеале нужен индивидуальный подход. Желательно посоветоваться с хорошим психологом, а иногда и психиатром. Ведь некоторых слово может поставить на табуретку, а некоторых лишь рассмешить.5. Сейчас в редкой книге есть предисловие, справка об авторе или послесловие. В конце многих книг исчезло даже отчество писателя. Не говорит ли это косвенно о некотором кризисе критики, когда издатели совершенно не видят смысла вкладывать в нее деньги? Не вредит ли это в какой-то степени самому писателю?
Это говорит только о кризисе в головах некоторых издателей. Причем здесь критики, если им просто не платят за предисловия? Сейчас литературный процесс все больше напоминает конвейер, на котором успевают только ставить торговый марки: "Стивен Кинг", "Сергей Лукьяненко", "Виктор Пелевин". Очень редко радуют нас и фотографиями авторов, этой-то тройке еще повезло - это самые известные брэнды, поэтому и торговые марки дополнены фото, а остальные остаются бесплотными. А о монографиях, посвященных творчеству отдельных авторов или хотя бы течений в литературе остается только мечтать - их так мало, а их тиражи еще меньше. Это вредит и писателю, и издателю, и читателю в конечном итоге. Но издатели чаще просто не обращают на это внимания, писатели не могут им возразить, а читатели начинают верить, что так и надо.
Сергей Бережной
(Санкт-Петербург)
На фото: Сергей Бережной. Снимок позаимствован с сайта издательства Terra Fantastica.Primo — спасибо за теплые слова. Я, в свою очередь с удовольствием читаю Ваш журнал, и очень признателен Вам за то, что включили меня в список опрашиваемых.
Secundo — Вы пишете, что считаете меня критиком. За что? За ошибки молодости, когда я называл свои маленькие заметки «критическими», а большие — «литературоведческими»? Я давно осознал свои заблуждения и не хотел бы их повторять. Поэтому предупреждаю честно: я не критик. Вернее, скажем так: я стараюсь ради точности формулировок не называть себя критиком и поправляю других, когда они пытаются это сделать. Еще вернее, если пользоваться модной ныне терминологией: я не позиционирую себя в качестве критика.
Кем меня считать в таком случае — ну, это каждый сам для себя придумает. Я же просто занимаюсь тем, что мне интересно, и стараюсь при этом как можно меньше халтурить (хотя, конечно, не без этого…) Для меня, как ни странно, практически нет разницы — пишу я рецензию, биографический очерк, рассказ или песню. Или отвечаю на вопросы, которые Вы придумали. Это все явления примерно одного порядка.
Так что, читая и публикуя мои ответы, принимайте во внимание — я не критик, не писатель, и даже, кажется, уже гораздо меньше фэн, чем прежде. А может быть, я — все это вместе, в одном салате. Приятного аппетита.
Теперь — собственно ответы.1. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется "глаголом жечь сердца людей". А в чем состоят задачи критики?
Да черт ее знает. У каждого, кто работает в этой области, как мне представляется, своя целевая установка, и проводить какие-то обобщения я не рискнул бы. Лично для меня ценность литературного труда определяется не тем, относится он к художественной прозе или non-fiction. «Глаголом жечь» может при необходимости и то, и другое. «Архипелаг ГУЛАГ» — определенно non-fiction, а как жжет-то! Впрочем, это не литературоведческий труд, конечно.
Специфика критики — собственно, любой литературоведческой работы, — заключается в том, что эта работа является некоторым отражением других текстов — возможно, кстати, существующих только в воображении автора критической работы. Обычно критик каким-то образом передает свое видение, свое восприятие обсуждаемого текста. Иногда получается так, что видение критика не менее интересно, чем само произведение. Такие случаи я полагаю удачей критика. Как и всякие удачи, такие случаи редки.
Что до меня, то я всего-навсего достаточно самоуверен (нагл? нахален?), чтобы считать свои писания достойными прочтения кем-нибудь еще.2. Сегодня добрые две трети критических материалов — рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги… книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же — мельчает критика?
Не понял. Какое отношение к «критическим материалам» имеют самодеятельные или несамодеятельные отчеты о конвентах?
Теперь по сути вопроса. Критика, в моем понимании, не мельчает. Критика живет так, как ей живется. Зарабатывает на хлеб заказными песнопениями. Создает себе имя скандальными выходками. Выстраивает комфортное «жизненное пространство» для своей литературной группировки. Она это делала всегда — и всегда будет делать. Именно из этого и складывается то, к чему мы все, как мне хотелось бы верить, стремимся: насыщенная и хорошо структурированная информационная среда. Фантастики это касается в той же степени, что и всех прочих направлений массовой и немассовой культуры.
С фантастикой, впрочем (хотя и не только с ней), наблюдается некоторый перекос: потребность в критике в этой среде, как мне кажется, гораздо выше, чем то, что критика сейчас может предложить. Спрос превышает предложение. Именно поэтому чисто коммерческий «Если» такое место уделяет non-fiction, именно поэтому нацеленный на чистую коммерцию Интернет-магазин «оЗон» публиковал так много материалов, посвященных фантастике. Можно надеяться, что мало-помалу количество публикующихся материалов вырастет до удовлетворительного.
С качеством хуже. И проблема даже не в том, что нет достойных материалов — есть, и много. Проблема в том, что практически нет материалов структурирующих, выстраивающих информационную среду в соответствии с какой-либо значимой концепцией. Какую еще книгу можно поставить в один ряд с «Русским советским научно-фантастическим романом» А.Ф.Бритикова? Это был — и остается — единственный труд, который осознанно посвящен автором структурированию, концептуальному выстраиванию истории развития отечественной фантастики. Другие опубликованные труды — например, книга Чернышевой, — создают теоретический базис для такого структурирования, но не заменяют его — так же, скажем, как книга Проппа не отменяет необходимости изучать культуру средневековой Руси.
Но книга Бритикова вышла 30 лет назад и по отдельным пунктам заметно устарела. А известные мне попытки других исследователей сделать нечто подобное даже не претендуют на столь же полный охват материала, на создание концепции исторического развития фантастики.
В общем, это понятно — создание такого труда требует совершенно определенных предпосылок. Библиография первичная и вторичная, энциклопедическая информация об авторах, добросовестный охват материала — одно чтение и осмысление значимых книг займет много лет… Покажите мне сегодня исследователя (дураков не предлагать), который рискнул бы сказать, что у него уже есть предпосылки для того, чтобы начать и закончить такую работу.
Самый грандиозный труд такого рода из известных мне — «Энциклопедия фантастики» под редакцией Гакова. Значение этого тома для структурирования интересующей нас информационной среды… скажем так, видится мне очень небольшим. При том, что материал охвачен громадный — полное пренебрежение системностью подхода. Обратите внимание, что в энциклопедии, скажем, Клюта и Николлса материал структурировали в значительной мере именно те статьи, которые Гаков из первого тома вынес — статьи о журналах, статьи тематические, статьи региональные. А как представить историю фантастики без фантастических фильмов?
Так что, в этом вопросе отечественное фантастиковедение лишь планирует свое рождение…3. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, «рынок» критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать «с миру — по нитке». Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это — обычный «расейский» подход или нечто иное?
Мне кажется, Вы сильно утрируете. Все Ваши утверждения легко опровергнуть примерами. Специализированный журнал — есть. Почему Вы сбрасываете «Если» со счетов? Издательства не отказались от сопроводительных материалов — сам только что написал послесловие к книге Александра Щеголева для «Невы», другие издательства тоже не прекращают этой практики. Да, не ко всем книгам — ну так, положа руку на что-то духовно ценное, многие ли книги достойны того, чтобы к ним были написаны послесловия или, тем паче, предисловия? А информация о новых авторах — это проблема для всех библиографов во всем мире, ничего специфически «расейского» в этом нет.
Впрочем, отечественное раздолбайство, конечно, добавляет остроты в эту общую тенденцию. Но вовсе не определяет само ее существование.4. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Лгать себе. Лгать другим. Быть убежденным в своей правоте.
Все прочие гнусности, которые может позволить себе автор литературоведческих материалов — халтура, апломб, хамство, «литературное киллерство», непрофессионализм — все это сводится к трем перечисленным выше смертным грехам.5. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как «творец и паразит». А как бы определили ее Вы?
Ну, то что я — паразит, у меня сомнений не вызывает. Но больше всего на меня почему-то обижаются писатели, на которых я не паразитирую.
Очень мне этот парадокс по душе.
Роман Арбитман
(Саратов)
На фото: Роман Арбитман. Снимок из журнала «Двести» (СПб) № А за 1994г.
1. Если вдруг заняться безнадежным делом и определить задачи литературы, то одной из наиболее привлекательных представляется «глаголом жечь сердца людей». А в чем состоят задачи критики?
Если задачу наших писателей уложить в формулу «глаголом жечь сердца людей», то задача критиков — тактично намекнуть читателю, чьи глаголы способны гореть, а чьи — только тлеть, пованивая.
2. Сегодня добрые две трети критических материалов —рецензии и самодеятельные отчеты о конвентах. Серьезные работы о состоянии дел в жанре редки, а уж книги… книги за последние десять лет можно пересчитать по пальцам двух рук, и пальцев более чем хватит. Что же — мельчает критика?
Дурацкая постановка проблемы. Во-первых, и раньше с книгами по фантастике было скудно. Во-вторых, вопрос не в том, что критика мельчает, а в том, что издателям такие книжки не нужны, а критикам западло тратить собственные деньги и издаваться за свой счет. Да и обидно, знаете. В общем, будут гранты — будут и книги. Прямо пропорциональная зависимость. У меня у самого в голове несколько проектов. Дайте мне баксов четыреста, и я сам за три месяца сделаю книжку… Эй, где там у вас деньги выдают? Ауууууу???
3. На Ваш взгляд, отчего в России не сложился, несколько утрируя, «рынок» критической литературы? Нет специализированного журнала, в большинстве своем издательства отказались от вступительных статей и послесловий. Информацию о молодых авторах приходиться собирать «с миру — по нитке». Иной раз невозможно даже узнать отчество, потому как в конце книг их писать перестали. Что это — обычный «расейский» подход или нечто иное?
См. выше. От предисловий и послесловий отказываются потому, что содержание книг такое, что ни в какие ворота. В свое время я еще так-сяк мог написать послесловие к Спинраду, Тенну или Кордвейеру Смиту. А что можно сочинить в послесловии к какому-нибудь Вохе Пупкину-Дрюбкину? Что автор русского языка не знает, а редактора надо гнать в три шеи? Но такие послесловия у нас публиковать не принято… Что касается отчеств в книгах. Их писать перестали, потому что и имена с фамилиями чаще всего придуманные. Ну какое отчество могут быть у Макса Фрая или Генри Олди? Разве что "Остапович".
4. Как Вы считаете, чего ни в коем случае не должен делать критик в своих работах?
Касаться частной жизни критикуемых авторов. Запрещенный прием. Нельзя апеллировать к тому, что Василий Икс — пассивный гомик, что Вячеслав Игрек — непросыхающий алкаш, что Виктор Зет недавно перешел с экстази на героин, что Елену Лямбду перетрахало все издательство "Тритон"… Читателю, сволочи, такие подробности очень интересны. Но мало ли что кому интересно!
5. Критик и писатель. Многие склонны рассматривать эту диаду как «творец и паразит». А как бы определили ее Вы?
Диада "творец и паразит" абсолютно справедлива. Поскольку творец - это, естественно, критик.
Евгений Лукин
(Волгоград)
На фото: Евгений Лукин. «Звездный Мост-2000», Харьков. Фото В.Ларионова.
НЕХАЙ КЛЕВЕЩУТ Милостивый государь! Вы – рецензент!!!А. П. ЧеховВ моем понимании, критик – это цензор, у которого руки коротки. Не в силах причинить вред уже вышедшей книге, он предается злобным мечтаниям, именуемым рецензией. СловА, обратите внимание, однокоренные. А поскольку критик обычно по происхождению – неудавшийся прозаик (или поэт), то из рецензии прежде всего явствует, как бы он сам написал данное произведение, будь у него способности.
Зачем вообще нужна критика, я не знаю. Мало того, я даже не знаю, зачем нужна литература, не говоря уже об искусстве в целом, но в эти дебри лучше не углубляться, иначе мы, подобно герою того же А. П. Чехова, придем к мысли, что всё на свете – лишнее. Впрочем, при советской власти польза от критики была очевидна, ибо рецензенты, избирательно ругая лучшие книги, помогали читающей публике сориентироваться.
В те ныне баснословные времена в наших широтах обитало два подвида критиков: цепной и ученый. Цепных легко можно было отличить по следующим признакам: бесконечная преданность хозяину, дубоватый язык, склонность к риторике, упрощенная до уровня школьного учебника терминология, принципиальное непонимание прочитанного и умение доказывать два прямо противоположных утверждения сразу. Критики ученые, напротив, делали вид, что хозяин – сам по себе, а они – сами по себе. Правда, за эту нечеловеческую отвагу им приходилось довольно дорого расплачиваться, усложняя текст до полной его непонимабильности простыми смертными. Хозяин (сам не шибко грамотный), дойдя до термина «амбивалентность», ощущал некое внутреннее неудобство и, убоявшись бездны премудростей, статью до конца не дочитывал. Публика – тоже.
Насколько я могу судить, в наши дни ареал обитания ученых критиков ограничен элитной литературой («мэйнстрим»), в то время как критики цепного подвида успешно освоили патриотическую нишу и, представьте, фантастику. Именно такое ощущение остается после прочтения большинства нынешних рецензий (как положительных, так и отрицательных). Был случай, когда друзья-фантасты долго убеждали меня в том, что опубликованный в прессе отзыв не является блистательной пародией на разгромные статьи застойных лет и написан на полном серьезе.
Вначале я полагал, что явление это – реликтовое. Дескать, авторы – бывшие фэны с трудной судьбой, на собственных маковках изведавшие тяжесть критической дубины ушедших времен и многому научившиеся у противника. Однако опыт показывает, что, чем моложе рецензент – тем совковее (в худшем смысле этого слова).
Нет, кое в чем, конечно, цепной критик изменился. Ушла бесконечная преданность хозяину, а взамен явилось упоительное чувство вседозволенности, порожденное свободой слова. Все прочее осталось (см. выше).
Повторяю: я не знаю, кому и зачем нужна критика. Но коль скоро она существует, то пусть хотя бы прилично выглядит. Кстати, я не против цепного критика как подвида; при нынешнем наплыве графоманов он даже может кому–то показаться полезным существом, этаким санитаром фантастических дебрей. Увы, издателю он – не указ. То же касается и критика ученого, встречающегося в наших джунглях гораздо реже.
А вот кого нам, считаю, по-настоящему недостает, так это теоретика. (Литературоведение, как известно, включает в себя три дисциплины: теорию, историю и критику.) С теорией у нас из рук вон плохо. Необходим филолог. Необходима основополагающая работа, на которую могли бы опираться те же критики. Ну сколько можно путать жанр с направлением! Даже «Странник» – и тот не избежал обычной путаницы: жанровая премия вручается за направление (хоррор, фэнтези и проч.), а «Странник» как таковой – именно за жанр (роман, повесть, рассказ).
Я прекрасно отдаю себе отчет, что литературоведение, подобно прочим гуманитарным дисциплинам, есть не что иное как лженаука. И слава богу! Пусть она бесполезна, зато и вреда от нее никакого. Ни озоновых дыр, ни атомных взрывов. Но дело даже не в этом. Поймите, что ее терминология – общепринята во всех отраслях литературы. Хватит быть посмешищем в глазах филологов! Хотите выйти из гетто? Так учитесь говорить, как белые люди!
Еще одно пожелание. Я понимаю, что до двух считать легче, но господа критики! Кто вам вообще сказал, что фантастика делится на два без остатка: НФ и фэнтези? Вы же сами не раз признавали с прискорбием, что представителем «твердой» научной фантастики можно назвать одного Александра Громова. Ну так будьте честны до конца: заменИте «НФ» на «АГ» – и вся недолга! Разберитесь с классификацией. Здесь я, кстати, преследую вполне шкурные интересы. Недавно мне прямо заявили, что никакой я не фантаст. А как возразишь, если ни в ту, ни в другую графу я не вписываюсь? Так сказать, не имеющий чина.
Когда-то я воспринимал отзывы в прессе весьма болезненно. Был счастлив, когда похвалят, бился в истерике, когда разбранят. Теперь же вдруг с удивлением обнаружил, что искренне способен радоваться ругани в свой адрес, если при этом рецензент понял, ради чего написана данная книга. Пусть не принял, но ведь понял же! По нашим временам это большая редкость…
Подводя итоги, скажу: поскольку толку от критики все равно нет и не будет, пусть она хотя бы надувает щеки, создавая фантастике должный имидж.
А в остальном… Да нехай клевещут!
Главная страница № 16: обложка часть 1 часть 2 часть 3 часть 4
