Конвенции Надежда Маркалова Аэлита-99  

Представление, разыгранное на "Аэлите" в этом году сильно отличалось от исключительно официального вручения премий посреди книжной ярмарки прошлого года. Нынче вручение проходило в Камерном театре, а потому были и декорации, и актеры. Дело в том, что нынешняя "Аэлита" проходила под знаменем столетнего юбилея Павла Бажова. Естественно, на сцене присутствовало соответствующее оформление: изумрудная зелень малахитовой палаты, уральские камнетесы, почему-то переквалифицировавшиеся в писателей. Хозяйка Медной горы вручала призы тем "молодым да удалым" авторам фантастики, на которых "положила в этом году глаз". Впрочем, вручать приз должен был мэтр отечественной фантастики Кир Булычев, но увидев Хозяйку, мэтр сказал "Давайте не будем обижать молодежь, получать награду из рук такой красивой девушки гораздо приятнее, чем из рук старика". Не знаю уж, это кому как! Так что, "не повезло" только Лукьяненко, который и получил свой приз из рук "старика".
Присуждение премии Сергею Лукьяненко (оказавшемуся самым молодым лауреатом "Аэлиты" за всю ее шестнадцатилетнюю историю) стало следствием прошлогоднего изменения (читай — омоложения) состава членов жюри фестиваля. Также призы получили: приз им. И.Ефремова — Александр Викторович Сидорович, за пропаганду фантастики, вернее — за организацию фестиваля Интерпресскон; "Старт" — Андрей Вячеславович Плеханов; приз им В.Бугрова — Евгений Викторович Харитонов, библиограф и критик журнала БИБЛИОГРАФИЯ.
На церемонии слово взяла Наталья Григорьевна Бугрова. Она рассказала одну забавную историю.
"Мы шли с Виталием по Свердловску и обсуждали новую премию: "Будет прекрасная премия — "Старт," мечтали мы. "Мы же эту премию можем дать кому угодно, начинающему читателю, например. Вот сейчас, первого встречного спросим, читает ли он фантастику. Если он ответит "Да" — вручим ему премию "Старт". Вдруг, на углу улиц Белинского и Декабристов, подходит к нам некий молодой человек и спрашивает, как пройти к редакции УРАЛЬСКОГО СЛЕДОПЫТА. Я Виталию и говорю: "Вот ему и дадим этот приз!" Этим молодым человеком оказался Сергей Лукьяненко!"
Наталья Григорьевна обратилась к жюри фестиваля с предложением переименовать премию Бугрова в совместную премию Бугрова и Халымбаджи. Она сказала, что по жизни эти два человека шли вместе. Где Бугров, там и Халымбаджа. Но жюри заявило, что вместо совместной премии можно учредить новую премию им. Халымбаджи — для фэна, и обещало обсудить этот вопрос.
Вручение прошло отлично, лауреаты получали свои премии от Хозяйки, держали благодарственное слово. После вручения, естественно, фэны столпились около Кира Булычева для получения автографов. Если в прошлом году лауреат (Евгений Гуляковский) скучал в сторонке со своей "Аэлитой", стоявшей под стулом, то нынче, несмотря на присутствие Кира Булычева за Лукьяненко тоже ходила толпа фэнов. Хотя толпа эта и отличалась размерами от булычевской, нынешний лауреат не был обделен вниманием. После вручения состоялась традиционная пресс-конференция с лауреатами фестиваля.
 

Пресс-конференция с лауреатами "Аэлиты"

Первый, и судя по всему — традиционный, вопрос лауреату "Аэлиты":

- Что значит для вас "Аэлита"

Сергей Лукьяненко:
— Очень много значит. Я надеюсь, что присутствующий здесь Александр Сидорович на меня не обидится, я получал призы и от "Интерпресскона", но "Аэлита" — для всех нас была самая первая, самая главная награда. "Аэлита" — это очень много значит. Когда-то я просто читал, что существует такой фестиваль фантастики. Сначала я просто читал "Уральский следопыт" — это был потрясающий журнал, который так много места уделял фантастике, печатал многих авторов для меня неизвестных, незнакомых. Потом я приехал и сам опубликовался в "Уральском следопыте". Этот журнал дал мне первую путевку в писательскую жизнь, направив на семинар писателей-фантастов. Это очень много тогда значило. Я получил приз "Старт", а теперь — "Аэлиту".

Вопрос (Александру Сидоровичу): Чем "Интерпресскон" отличается от "Аэлиты"?

Ответ: Они просто разные. "Интерпресскон" создавался для профессионалов, издателей, писателей и критиков. Что касается награды, то участники фестиваля тайным голосованием определяют победителя и ему вручается приз. Но постепенно ездившие туда фэны стали профессионалами. Эта конференция — встреча старых друзей. В этом году она будет проходить в десятый раз. Есть там еще премия "Бронзовая улитка". Она уже недемократичная, вручает ее Борис Натанович Стругацкий — своим собственным решением, кому хочу — тому даю. Борис Натанович вручает ее сам. Как участник и как организатор.

В.: Как можно приехать на ваш фестиваль, не заплатив оргвзнос?

Лукьяненко: Мне тоже интересно — я присоединяюсь к вопросу!

О.: Вообще таких желающих очень много, Сейчас с этим еще сложнее. Проведя конференцию, обнаружить в своем кармане убыток в тысячу долларов — не совсем приятная вещь. Последняя конференция встала мне в тысячу долларов, предпоследняя — окупила себя, а конференция три года назад — обошлась в две тысячи. С другой стороны, если вы приедете и будете жить у знакомых, где-то на квартире, приезжать каждый день на кон и уезжать вечером обратно, и питаться самостоятельно — то пожалуйста. Есть и такие фэны, мы их не гоним. Я пускаю фэнов, приезжающих издалека, но я их не селю и они не питаются. Хотелось бы, чтобы таких было меньше.

В. (Лукьяненко): Скажите, вы хотели бы жить в мире «Полдня» Стругацких? Это вопрос по поводу вашей книги «Звездная тень» и мира Геометров.

О.: Я конечно хотел бы жить в мире «Полдня». Это чудный мир, где живут умные добрые люди, которые любят свою работу. Это хороший мир, просто я не уверен, что он может существовать. Когда я писал «Звездную тень» мне нужно было отправить героя в мир, который был бы абсолютно добрым по форме, но абсолютно жестоким и беспощадным по содержанию. Я стал описывать этот мир, и оказалось, что внешне он походил на модель, созданную братьями Стругацкими и поделать с этим ничего было нельзя. Когда я стал делать его более функционирующим, оказалось, что мир этот — не самый приятный для жизни в нем. Именно поэтому герой позволил себе разрушить этот мир. Это не было сознательной полемикой со Стругацкими, это просто стало совпадением. В романе «Звезды — холодные игрушки» было три плана — свобода-несвобода личности, свобода-несвобода страны (в том контексте — планеты) и свобода-несвобода конгломерата цивилизаций. То есть вся эта полемика имеет один результат — мир этот внешне очень красивый и хороший, но когда пытаешься его претворить в жизнь, он оказывается нереальным. Так что, на самом деле мир «Полдня» — это сказка.

В.: Вы не пробовали писать нефантастику?

О.: Я не пишу нефантастику. Я не вижу в этом необходимости. На самом деле фантастический элемент позволяет сделать произведение более рельефным — повести сюжет, увлечь читателя. Зачем отказываться от этого фантастического элемента только для того, чтобы гордо сказать: "Я — не фантаст, я пишу прозу."

В.: - Не хотите ли вы привлечь к своему творчеству и других читателей, которые не читают фантастику?

О.: - На самом деле у нас довольно часто происходят приемы в общество любителей фантастики Они обычно происходят ночью при Луне. Принимаемый должен вымыть руки и высушить их на ветру навстречу восходящей Луне, после этого он вступает в это общество. Так что мы не закрытое общество.

В.: Но ведь вас читают одни и те же люди, публика одна и та же.

О.: У любой писательской группы своя публика.

В.: У вас книги очень динамичные, действия много. Вы не думали о том, чтобы снять по ним фильм, сериал?

О.: Это постоянно предлагается. Кто-нибудь загорается, говорит "У меня связи есть!" Однажды я получаю письмо от какого-то русского эмигранта. Он пишет "Я прочитал ваш роман, сейчас я за неделю сделаю сценарий, у меня завязки с продюсерами, со Спилбергом я регулярно кофе пью". Я отвечаю — прекрасно, делайте, я поделюсь, чем надо, финансово. И все это исчезает. Недавно было предложение почему бы не снять телесериал по «Ночному дозору»? Мистический сериал, достаточно малобюджетный. Я могу сделать сценарий, серию сценариев, могу сыграть. Но пока никаких реальных предложений не было. Вот когда я подпишу договор и мне выплатят огромную сумму, настолько огромную, что я подумаю: "Ага, они теперь от жадности снимут!" Тогда я скажу — снимают. Пока это все на уровне разговоров.

В.: У вас есть любимые фильмы или сериалы? И наши или зарубежные. Вот как вы к «Лексу» например относитесь?

О.: Первые четыре серии я посмотрел с удовольствием, потому что там были взяты все штампы: и вечный диктатор, который переходит из тела в тело, но при этом со своими старыми мозгами разговаривает, и злодейка-людоедка, которая виновна в поедании людей на ста планетах… все что угодно. Потом это все вывалили в один чан и хорошенько размешали. Но это так, развлекаловка. Из серьезных — «Чужой», пожалуй первый больше понравился, хотя и «Чужие» тоже очень хороший фильм. Мне понравился «Терминатор»… Видите, у меня очень плебейские вкусы. Не очень понравились мне «Сияние» и «Одиссея 2001». Это о зарубежных. Из российских «Кин-дза-дза», хотя я не могу сказать, что это фантастика. Это просто великий фильм. Фильмы Ричарда Викторова «Москва-Кассиопея», «Отроки во Вселенной», «Через тернии к звездам». Тарковский, разумеется — «Сталкер» и «Солярис». Я понимаю, что в них очень мало общего с первоисточниками, но мне повезло — я ухитряюсь любить и книги и фильмы. «Пикник на обочине» и «Сталкер» — на мой взгляд это два совершенно разноплановых явления, что не мешает им быть хорошими по-своему. Наша кинофантастика могла бы развиваться и существовать, у нас прекрасные режиссеры, прекрасные операторы, прекрасные актеры. Технические спецэффекты… если дать хотя бы четверть того бюджета, который отпущен на съемку среднего западного фантастического фильма, у нас бы сняли не хуже. При том условии, что это будет делать энтузиаст, фанатик своего дела, а не такой, который выбьет на фильм кучу денег, разворует их изящно, а потом на остаток что-то снимет.
Харитонов: Укрепилось представление, что фантастика - это антураж, штамп: звездолет, сипящие двери кабин, роботы. Что люди —- не главное, психология — не главное. Тарковский не любил фантастику, но, поразительно, он понял, что главное в фантастике, тоже, что и во всем остальном искусстве - человек. Фантастика не должна выглядеть фантастично на экране, она должна быть гармоничной.

Вопрос (Лукьяненко): Вы делали свои романы «Линия грез» и «Императоры иллюзий» по компьютерной игре. Как возникла эта идея?

О.: Я просто очень люблю компьютерные игры. Стратегические, «Герои меча и магии,» стрелялки. Это один из моих любимых методов развлечения и отдыха. Как писались романы «Линия грез» и «Императоры иллюзий»? Я как-то очень долго сидел играл, у меня был творческий кризис, несколько месяцев, полгода, не шла работа. Потом я понял, что меня игра затягивает, что я как идиот утром вскакиваю, сажусь за компьютер до вечера перемещаю корабли, развиваю на планетах экономику… Это звучит очень красиво, но на самом деле игра очень примитивно сделана. Там какие-то точки, кружочки двигаются. Старая игра. У меня, когда я играл, за этим всем вставали какие-то образы, сюжет. Это кончилось тем, что я стал писать фантастический роман, где использовал название планет и рас, которые были использованы в игре «Master of Orion». Я описывал эту вселенную, которая вставала у меня перед глазами, когда я играл. В игре, конечно сюжета нет. Разумеется, когда я закончил ее писать, а я пишу на компьютере, можно было поменять названия рас, планет и никто бы в жизни не догадался, что роман имеет какое-то отношение к этой игре. Но я не счел нужным этого делать, потому что игра очень хорошая, интересная, она мне нравилась. Я знаю, что те, кто играл в эту игру, прочитав книгу, получат дополнительное удовольствие, они тоже будут мысленно переживать происходящее. А тем кто не играл, им абсолютно все равно как называется раса — Булрати или Кейрати. Сочетание букв может быть любое.

В. (Крапивину): Стало ли писателю жить легче, или труднее, в плане цензуры?

О.: Жить стало с одной стороны легче — не надо оглядываться, не написал ли ты чего неугодного партии в своей философии, в мировоззрении, в мироощущении. С другой стороны стало труднее, потому что сейчас размыт противник. Раньше было все четко. Враг — это тот режим, что давит человека, а сейчас шут его знает, с кем полемизировать и воевать. Сейчас стало сложнее материально. Тогда была главная задача — написать книгу, дальше все шло само — ты печатаешься, получаешь гонорар и так далее. Теперь написать легко, гораздо труднее напечатать. Сейчас же появилась другая трудность — можно написать, издать, но трудно получить гонорар, выбить из издательства деньги. Сейчас можно писать фантастическую книгу на тему — автор написал, напечатал и тут же получил гонорар — это фантастика. Надо наверное говорить о каждой конкретной книге.

В.: Сейчас вы что-то пишете?

О.: Да, пишу, повести, нефантастические. Что-то похожее на школьный детектив. Еще пишу большой роман «Поляны, где пляшут скворечники».
Далее на пресс-конференции разговор незаметно перешел на политические проблемы, в том числе на тему Югославского конфликта. Оказалось, что проблемы мировой политики очень трогают российских фантастов и полемика на политическую тему продолжалась довольно долго. Тем более, что к присутствующим присоединился Кир Булычев, историк по образованию. Дискуссия была живой и насыщенной, но автор данного репортажа не считает необходимым приводить ее здесь, поскольку ее тематика к фантастике не относится.
 
 

================================================
вырезка из газеты ВЕЧЕРНИЕ ВЕДОМОСТИ (Екатеринбург) от 30 марта 1999, статья Виктора Малышева «На грани фантастики»

Сергей Лукьяненко:
— Насилие является составной частью нашего общества, избежать его невозможно. И оно должно проявляться по отношению к преступникам и агрессорам. Соединенные Штаты столько чужой крови пролили, что им еще аукнется. Америка ведет себя, как здоровый, сильный амбал, который, увидев дерущихся детишек, начинает раздавать им оплеухи. Я считаю, что сегодня долг любого честного человека — Америку ненавидеть.

Кир Булычев:
— Югославский режим — тоже не сахар. Речь идет не о маленьких мальчиках, которые в песочнице поцапались. И ненавидеть США — все равно что не любить нас за Чечню. Мы вели там себя гораздо хуже все сложнее, чем Вы, Сергей, это представляете.
================================================

В. (Булычеву): Вы сейчас что-нибудь пишете? Все еще об Алисе?

О.: Да, конечно. Но вы ведь сами знаете, что «Двадцать лет спустя» всегда слабее «Трех мушкетеров». Естественно, умный человек старается уйти от этого. С Алисой я постоянно стараюсь находить какие-то новые шаги.

В.: А «Река Хронос»?

О.: «Река Хронос» — это моя светлая надежда. Знаете, идет игра, что случиться раньше — я умру, или она напишется. Я сам с собой играю в морской бой. Я ведь не только фантастику пишу. Я еще работаю над сборником «Должностные знаки России».

В.: Как вы считаете, насколько произошло переосмысление произведений Ефремова?

О.: Я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку все мои переосмысления произошли уже давно. Я довольно трезво смотрю на наших идолов уже много лет. Раз сейчас встал вопрос переосмысления, я бы обратил ваше внимание к посмертной книжке замечательного критика Севы Ревича, которая вышла недавно в Москве и называется «Перекресток утопий». В ней он очень серьезно, и очень давно, поскольку никто об этом еще не говорил, дал оценку А.Беляеву, А.Толстому, он посмотрел на кумиров трезвыми глазами, без какой-то истерики, спокойно. Переосмысление есть, будет, и я не вижу в этом трагедии. Тем более, что пришло уже поколение читателей, которые очень туманно помнят «Аэлиту» и совсем не знают Беляева, это неизбежно. Неизбежно но жаль. Все в конце концов занимает свои места. Знаете, раньше мы говорили, вот наступит время, будет свобода, будет печататься масса фантастических журналов и будем мы печатать книжки каждый день по 10 штук. Никто из нас не просек одной вещи, когда открылись ворота, в нее вошла американская массовая литература, вошел медведь и сел на теремке. Но ведь, смотрите, маятник-то живой, он двигается.
Во-первых, начали появляться некие симбиозы — появилось русское фэнтези, явление, которого не было совершенно. Богатырь Вася для нас сегодня уже обыкновенен. Я считаю, что медведь вошел и сел, но рядышком с ним начали подрастать наши медвежата другого цвета. Я считаю, что любые явления полезны. Вот смотрите, "Аэлита" два года назад, я здесь был, это для меня было прискорбное зрелище. Нищая "Аэлита", которую проводят где-то в углу книжной ярмарки. Сегодня "Аэлита" хорошая, мне нравится. Нынешняя "Аэлита" — уже явно выздоравливающий человек.

В.: Вы можете спрогнозировать будущее?

О.: Нет! Я считаю, что фантаст пишет о сегодняшнем дне, я не имею в виду фэнтези, я имею в виду "хард сайенс фикшн". Вообще, прогнозировать будущее… фантаст не должен этим заниматься, он пишет о том, что нам грозит, куда мы идем. Фантастика — это наиболее актуальный вид творчества, вид литературы.

В.: Ну, и что нам грозит?

О.: Тут каждый индивидуально пишет, как он чувствует. Он как бы разговаривает со своим читателем, пытаясь ответить на его тревоги. Но любая попытка спрогнозировать мир будущего, по-моему, некорректна. Потому что не только футурологи не могут это сделать, этого даже гадалки не могут сделать.

В.: Вы же историк?

О.: Да, по-моему историческая литература и фантастическая литература — это два вида литературы, которые очень близки друг другу. И та и другая имеют дело с максимально реальными персонажами на фоне вымышленного антуража. И историческая литература должна строиться по принципу: может это переживаться героями или нет. Если я буду описывать семнадцатый век с помощью реалий семнадцатого века - вы читать не будете, я и сам не буду читать. Поэтому Алексей Толстой описывает Петра Первого как современника, и та историческая литература, которая нам интересна — она современна. А фантастическая литература — тоже самое, но с обратным знаком.

В. (Крапивину): У вас нет произведений об альтернативной реальности, она сейчас популярна.

О.: А я не писал таких произведений, поэтому и нет.

Кир Булычев: С другой стороны, вся крапивинская работа может быть отнесена к альтернативной реальности.

Крапивин: Я пишу как мне Бог на душу положит, а относить ее к альтернативной истории или нет — это дело критиков.

Кир Булычев: Знаете, у меня было два типа режиссеров. Ричард Викторов, который каждый вечер садился и думал: "а что мы этим хотим сказать зрителю?" И Ги Данелия, который, когда я, как ученик Викторова, спросил его "а что мы хотим этим сказать?", ответил: "А это дело критиков, это нас не касается!"

Крапивин: У меня вчера хватило сил прочитать теоретическую статью, опубликованную после моей повести в журнале ЕСЛИ. Сколько я про себя нового и интересного узнал! Не в том смысле, что отрицательного, положительного узнал! Когда теоретик про тебя говорит, все по полочкам раскладывает — сам значительнее в своих глазах становишься.

Харитонов: В 70-80-е годы выходило мало самой фантастики, зато появлялись статьи, где говорилось о перспективах этого жанра. Исследования, критика. Сейчас, когда книг выходит много, фантастиковедение и библиографии, в которой особенно появилась необходимость, ее нет! Особенно сейчас появилась необходимость в рекомендательно библиографии — то, что раньше мы считали глупостью. Диссертации защищаются, но скорее из конъюнктурных соображений. Критика существует, но это трудно назвать критикой. Рецензии писал Белинский. Теперь рецензий как таковых нет. Все, что пишет ЕСЛИ — популярное библиоведение. Вообще журналов, пишущих о фантастике стало меньше, КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ и журнал БИБЛИОГРАФИЯ, про СЛЕДОПЫТ я не говорю. Беда современной новой критики — то, что она занимается тем, чем критика не должна заниматься — учит писателей писать. Критики не должны этим заниматься.

В. (Лукьяненко): Как вы пишете вдвоем?

О.: Я писал вдвоем с Ником Перумовым и с Юлием Буркиным, каждый раз это было по-разному. С Юлием мы сделали подробный план, что хотим написать, потом разобрали главы, какая кому была более интересна, написали, слили воедино. Все это сопровождалось веселыми встречами, задорной музыкой, плясками иногда. С Ником Перумовым нас поджимали сроки, поэтому все было несколько иначе. Мы просто мрачно сели в одной комнате спиной к спине, я за компьютером, а Ник — за ноутбуком, и с утра до вечера писали. Вечером Ник ложился спать у нас на кухне на матрасике. В связи с этим случился замечательный анекдот. Я надеюсь, Ник не будет в обиде, если я его расскажу. Моя жена приходит на работу, заводит с кем-то разговор о фантастике. Ее спрашивают: "А вы знаете такого писателя — Ника Перумова?" На что она, пожимая плечами, отвечает: "Да знаю, он у нас на кухне живет, спит под табуреткой." После того этот человек на нее косо посмотрел и отошел. На самом деле у меня настоящего писательского опыта не было, как, например, у братьев Стругацких. Все, что мы писали, это было как буримэ, когда каждый писал свой кусок текста, а потом уже куски текста взаимно обрабатывается, сливается, получается единый текст. Где-то видны шероховатости этой склейки, где-то нет.